Первая революция и попытка возвращения

Владимир Ульянов-Ленин был весьма известной оппозиционной фигурой, как один из основателей Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), которая в 1905 году раскололась на большевиков и меньшевиков.

Сам раскол российской радикальной оппозиции происходил далеко от России: большинству партийцев возвращение на родину грозило тюрьмой. В число тех, кого власти не ждали, входил и Ленин.

Ильич прекрасно помнил, как январским утром 1905 года к нему в дом влетели ошарашенные супруги Луначарские, объявившие о начавшейся в России революции. После этого Ленин целый год ждал разрешения на въезд на родину — но время не ждёт, и 1905 год решился без него. Ни книги, ни речи, ни съезды не смогли повернуть революцию в нужное для Ленина русло — даже царь остался на месте. В декабре 1907 года будущий вождь революции почти на десять лет вновь уехал из России.

«Туда, к бунтующему Петрограду»

Лучше всех состояние Ленина после получения известия о Февральской революции описала его жена Надежда Константиновна Крупская:

«Нет выхода колоссальной энергии... Ни к чему ясное осознание совершающегося. И почему-то вспомнился мне белый северный волк, которого мы видели с Ильичом в лондонском зоологическом саду и долго стояли перед его клеткой. «Все звери с течением времени привыкают к клетке: медведи, тигры, львы, — объяснил нам сторож. — Только белый волк с Русского Севера никогда не привыкает к клетке — и день и ночь бьётся о железные прутья решётки». Ленин буквально не может усидеть на месте: он лихорадочно расхаживает по комнате, пишет письма, встречается с единомышленниками, но самое главное — думает; думает о том, какой же волшебный аэроплан сможет донести его до революционной родины. В своей лихорадке он уже мало заботится о безопасности и выполнимости планов: лишь бы начать движение туда, к бунтующему Петрограду».

• globallookpress.com
• Mary Evans Pictrure Library

Легальный путь лежал через Францию, Великобританию и Скандинавию, но вот проблема — ещё в 1915—1916 годах страны Антанты составили чёрные списки лиц, которым нельзя пересекать границы стран договора. Среди неугодных были активные пропагандисты мира, в число которых попал и Ленин.

Возвращение на родину под собственным именем исключалось. Владимир Ильич в отчаянии начинает придумывать совсем уж фантастические планы, которые вызывают смех у его обеспокоенных товарищей. Один план заключался в том, чтобы позаимствовать документы у двух похожих на него и Зиновьева глухонемых шведов и ехать под их именами. Крупская шутила: «Не выйдет, можно во сне проговориться... Заснёшь, увидишь во сне меньшевиков и станешь ругаться: сволочи, сволочи! Вот и пропадёт вся конспирация». Но смешного в этой ситуации было мало.

«Немедленно ехать, хоть через ад!»

Как ни парадоксально, но Октябрьскую революцию в какой-то степени спасло неожиданное решение Временного правительства, амнистировавшего в марте 1917 года всех осуждённых по политическим и религиозным делам. Теперь Ленин мог вернуться в Россию и даже остаться на свободе, но по-прежнему не знал, как доехать до родины. Тогда на сцене появился ещё один спаситель революции — Юлий Мартов.

Он предложил всем многочисленным политэмигрантам рискованный и неожиданный вариант — ехать через Германию, отдав ей взамен часть военнопленных, содержавшихся в России. В самом по себе предложении не было ничего необычного: посредством обмена в Россию из воюющей с ней Германии возвращались некоторые российские граждане, например учёный Максим Ковалевский. Но захочет ли Временное правительство идти на обмен и получить такой революционный подарок — было под большим вопросом. На счастье революционеров, Германия, заинтересованная в возвращении в Россию большевиков, которые способствовали бы её выходу из войны, позволяла им проехать «в кредит» — без согласия Временного правительства на обмен.

Договорились и о том, чтобы вагон был пломбированным, то есть любой контакт путешественников с внешним миром исключался.

Ленину было совершенно всё равно, как попасть в Петроград. «Ехать! Немедленно ехать, хоть через ад!» — говорил он. Предприятие было рискованным: несмотря на амнистию, не было никаких гарантий, что они не попадут прямиком в тюрьму. Кроме того, народ имел все основания полагать, что Ленин и его соратники продались немцам. Хотя насчёт последнего Ленин заявлял:

«Вы хотите уверить меня, что рабочие не поймут моих доводов о необходимости использовать какую угодно дорогу для того, чтобы попасть в Россию и принять участие в революции. Вы хотите уверить меня, что каким-нибудь клеветникам удастся сбить с толку рабочих и уверить их, будто мы, старые испытанные революционеры, действуем в угоду германскому империализму. Да это курам на смех».

«Мы едем в тюрьму»

Прощание со Швейцарией происходило 9 апреля. Спокойным его назвать вряд ли получится: на вокзале чуть не случилась потасовка с противниками идеи Ленина, кто-то пытался в последний момент отговорить революционеров от рискованного шага, кто-то выражал скромную надежду снова увидеться в скором времени на швейцарской земле. Но план не был сорван: в 15:10 политэмигранты выехали из Цюриха.

• Кадр кинохроники

Атмосфера в пломбированном вагоне царила почти братская. Спали по очереди, потому что не всем хватало мест, пели песни хором, рассказывали анекдоты. Одна из эмигранток так вспоминала о Ленине:

«Никогда мне не приходилось видеть человека до того естественного и простого в каждом своём слове, в каждом движении. <...> Никто не чувствовал себя подавленным его личностью, даже смущения перед ним не испытывал. <...> Рисовка в присутствии Ильича была невозможна. Он не то чтобы обрывал человека или высмеивал его, а просто как-то сразу переставал тебя видеть, слышать, ты точно выпадал из поля его зрения, как только переставал говорить о том, что тебя действительно интересовало, а начинал позировать. И именно потому, что в его присутствии сам человек становился лучше и естественней, было так свободно и радостно с ним».

Да и немцы старались произвести впечатление: кормили котлетами с горошком, покупали газеты, отгоняли любопытных от вагона во время остановок. Лишь один раз член руководства германских профсоюзов пытался добиться беседы с товарищем Лениным, чем вызвал в вагоне взрыв веселья и обещание расправы в случае повторных попыток. Царило возбуждённо-радостное настроение, а будущий вождь революции всё время повторял: «Мы едем в тюрьму».

«Ленин — немецкий шпион»

А вот Временное правительство не было уверено в том, что Ленин едет в тюрьму. Часть министров утверждала, что Ленина нельзя пускать в страну. Владимир Дмитриевич Набоков, один из лидеров кадетов и отец знаменитого писателя, вспоминал, что «на это довольно единодушно отвечали, что формальных оснований воспрепятствовать въезду Ленина не имеется, что, наоборот, Ленин имеет право вернуться, так как он амнистирован, — что способ, к которому он прибегает для совершения путешествия, не является формально преступным. К этому прибавляли <...> что самый факт обращения к услугам Германии в такой мере подорвёт авторитет Ленина, что его не придётся бояться».

Точно такие же доводы — «Ленин сам подорвёт свой авторитет» — Временное правительство высказывало и Антанте, требовавшей помешать возвращению Ульянова на родину.

Официальные СМИ активно продвигали идею о том, что «Ленин — немецкий шпион». В фельетонах и анекдотах упорно изображали, как он братается с кайзером, карикатуристы сравнивали поезд, везущий Владимира Ильича, с троянским конём. Казалось бы, Ленин был дискредитирован по всем фронтам. Даже если его не посадят, социалистическую революцию провести не получится.

«Да здравствует мировая социалистическая революция!»

Ночь с 16 на 17 апреля 1917 года стала моментом истины. Чем ближе поезд подъезжал к Финляндскому вокзалу, тем острее Ленин и его ближайшее окружение задавали себе вопрос: «Арестуют или нет?» На перроне горели факелы. Улицы были полны народа. Но эти люди явно не собирались судить Ленина — в руках они держали приветственные плакаты. Владимир Бонч-Бруевич вспоминает:

«Оркестр заиграл приветствие, и все войска взяли на караул. <...> Грянуло такое мощное, такое потрясающее, такое сердечное «ура!», которого я никогда не слыхивал. <...> Владимир Ильич, приветливо и радостно поздоровавшись с нами, не видавшими его почти десять лет, двинулся было своей торопливой походкой и, когда грянуло это «ура!», приостановился и, словно немного растерявшись, спросил:

— Что это?

— Это приветствуют вас революционные войска и рабочие...

Офицер со всей выдержкой и торжественностью больших парадов рапортовал Владимиру Ильичу, а тот недоумённо смотрел на него, очевидно, совершенно не предполагая, что это всё так будет».

Оглядев раскинувшееся вокруг море голов, Ленин сказал: «Да, это революция!» И вождь революции с букетом белых и алых гвоздик прошёл под сделанными для него триумфальными арками к своей первой за десять лет народной трибуне. Ею стал броневик. Смолкли раскаты «Марсельезы», исполняемой военным оркестром, и Ленин начал речь:

«Матросы, товарищи, приветствуя вас, я ещё не знаю, верите ли вы всем посулам Временного правительства, но я твёрдо знаю, что, когда вам говорят сладкие речи, когда вам многое обещают — вас обманывают, как обманывают и весь русский народ. Народу нужен мир, народу нужен хлеб, народу нужна земля. А вам дают войну, голод, бесхлебье, на земле оставляют помещика... Да здравствует всемирная социальная революция!»

Согласно другим мемуарам, он сказал:

«Я благодарю вас за то, что вы дали мне возможность вернуться в Россию. Вы сделали великое дело — вы сбросили царя, но дело не закончено, ещё нужно ковать железо, пока оно горячо. Да здравствует социалистическая революция!»

Народ снова затянул «Марсельезу», но Ленин, поморщившись, остановил их. Ему не нравился гимн буржуазной революции, призывающей к борьбе с врагом, поэтому вождь попросил спеть «Интернационал». Стоявшие рядом большевики песню не знали, за что были пристыжены Лениным.

По словам Бонч-Бруевича, «прожекторы полосовали небо своими загадочными, скоробегущими снопами света, то поднимающимися в небесную высь, то опускающимися в упор в толпу. Этот беспокойный, всюду скользящий, трепещущий свет, играя и переливаясь <...> ещё более волновал всех, придавая всей картине этой исторической встречи какой-то таинственный, волшебный <...> вид».

В этом было что-то мистически-религиозное. Фигура Ленина на броневике стала одним из символов России XX века. Её будут копировать вплоть до конца столетия.

В ту апрельскую ночь Ленин был безоблачно счастлив. Настоящая борьба только начиналась, но он как будто знал, что ему суждено победить. Завтра он прочтёт перед однопартийцами свои знаменитые «Апрельские тезисы», которые сначала вызовут много споров своей радикальностью, но напор «неистового вождя» очень скоро сломит сопротивление большевистской партии, и 22 апреля 1917 года на апрельской партконференции, в подарок на свой 47-й день рождения, Ленин получит признание тезисов. Здесь же на политическом горизонте появится фигура Сталина, который одним из первых выскажется за новую программу партии, тем самым, вероятно, расположив к себе Ленина.

Передовым этот состав был и по времени, и по сути. В нём разместились Ленин и большевики. Они рисковали очень серьёзно. Всем: и свободой, и репутацией. Можно было, конечно, сидеть в Европе, спокойно дожидаться разрешения британцев, чинно отправиться в какой-нибудь порт, месяцев через пять сесть на пароход и прибыть в Петроград к шапочному разбору. Но, зная позицию большевиков, французы и англичане вполне могли их интернировать до окончания войны, которое близким тогда вовсе не виделось.

Вагоны, в которых поехали эмигранты, сделали экстерриториальными

Ленин считал в уме с бешеной скоростью. Приснопамятный Парвус вызывался попосредничать с Германией, которая счастлива была наводнить Россию активными, громкими пораженцами. Заманчиво, но прискорбно для репутации. И Ленин, схватив идею, изящным финтом подменил посредника, оседлал немецкие мечтания, да ещё серьёзно сблефовал, предложив обмен русских социалистов на германских пленных, на что у него не было и не могло быть никаких полномочий. Вагоны, в которых поедут эмигранты, договорились сделать экстерриториальными, для чего на них и вешались те самые легендарные пломбы.

С этого момента рассказа заводится грандиозная историческая шарманка: что за пломбы, сколько пломб, было — не было, выходили — не выходили и так далее и тому подобное. Поскольку пломбированный вагон мгновенно стал символом большевистского предательства и шпионажа, а Уинстон Черчилль уподобил Ленина и его товарищей по путешествию «чумным бациллам», спор вокруг технических деталей приобрёл принципиальный характер. Карл Радек, пассажир того же поезда, заявлял, например, что никаких пломб не было, а всё ограничилось обязательством не выходить из вагонов. Есть компромиссный вариант, согласно которому опечатывались не все двери, а только некоторые.

Ленин с группой русских политэмигрантов в Стокгольме

Однако любопытнее всего взглянуть на быт удивительных пассажиров удивительного вагона. Вот Ленин, которому вместе с Крупской товарищи предоставляют отдельное купе. Он берёт кипу петроградских газет и залезает на верхнюю кушетку. Оттуда доносится нервный шелест бумаги и характерные восклицания: «Вот канальи! Вот предатели!» По прочтении газет и раздаче политических ярлыков тут принимают гостей, решают вопросы. В том числе как поделить единственный туалет между курящими и некурящими. В коридоре поют. Ленин выходит и присоединяется. В его репертуаре: «Нас венчали не в церкви», «Не плачьте над трупами павших бойцов»…

Перемещаемся по коридору. С какого-то момента там поперёк прочерчена линия. Это граница, потому что одно из купе экстерриториального вагона занимают немецкие офицеры, и оно, вместе с прилегающим пятачком, считается Германией. Мигрантам туда нельзя. А что багаж? В воспоминаниях отмечалось, что большевики путешествовали очень по-русско-интеллигентски: со скарбом, подушками и, конечно, с бесчисленными связками книг. Провиант проредили ещё при выезде из Швейцарии: таможенники не позволили вывозить из страны национальное достояние — шоколад.

Черчилль уподобил Ленина и его товарищей «чумным бациллам»

Самое тревожное, когда пассажиров всё-таки выводят из поезда. Но их просто пересчитывают, снова запускают в вагон и закрывают двери. Пораженчество пораженчеством, но они всё-таки граждане страны-противника… Тяжёлый был момент перед погрузкой вагонов на паром, идущий в Швецию. Обычно пассажиров приглашают переночевать в гостинице. Но революционеры предложение отвергают и спят в вагонах. Только когда поезд загоняют в трюм, ленинцы выходят на палубу. Новая опасность подстерегает на границе с Финляндией. Контроль производят англичане. Могут и не пропустить. Но правдами («Правдами»?) и неправдами всё улаживается, в жертву приносится только Фриц Платтен, формальный организатор поездки, который добровольно соглашается вернуться в Швейцарию, а ещё в Стокгольме — австрийский подданный Карл Радек.

А потом Финляндский вокзал, броневик, Апрельские тезисы и Октябрьский переворот. И скажем по-ленински: «Чёрт с ними, с немецкими деньгами и немецкими пломбами, чёрт с ним, с Парвусом! Большевики всех надули, взяли власть и продержали её семьдесят с лишним лет».

Пломбированный вагон - установившееся обозначение трёх поездов, в которых, следуя из Швейцарии через Германию в Россию в апреле 1917 года проехала большая группа революционеров-эмигрантов. В просторечье под пломбированным вагоном подразумевается только тот, в котором перемещался Ленин (первый поезд).

Вообще-то сказок о пломбированном вагоне уже столько, что их вполне можно было бы издать отдельной книгой. Конечно, необходимо сказать о том, что пломбированным-то вагон был чисто символически: задняя дверь свободно открывалась. Так что это просто фигуральное выражение. Но это выражение прижилось, так что не будем отступать от традиции.

У истории с пломбированными вагонами есть ряд аспектов и главный из них – получил ли В.И.Ленин вместе с правом проезда по территории воюющей с Россией Германии еще и немецкое золото для ведения подрывной работы в России.

В «Истории Октябрьской революции», написанной Троцким, утверждается, что вопрос о немецком золоте, якобы полученном большевиками, принадлежит к числу тех мифов, которыми богаты истории всех революций - всегда «низвергнутый класс склонен искать причину всех своих бедствий… в иностранных агентах и эмиссарах». Сделав соответственный исторический экскурс, автор заключает об «Истории революции» Милюкова: «золотым немецким ключом либеральный историк открывает все загадки, о которые он расшибся, как политик»…. «Я не думал, - восклицает тот же Троцкий в своей автобиографии («Моя жизнь») - что мне придется возвращаться к этой теме. Но нашелся писатель, который поднял и поддержал старую клевету в 1928 году. Имя писателя Керенский, который через 11 лет говорил в «Современных Записках», что «измена Ленина, совершенная в момент высшего напряжения войны, является безупречно установленным, неоспоримым историческим фактом».

Едва ли кто усомнится в первостепенной важности выяснения вопроса о немецкой субсидии для истории подготовки октябрьского большевистского переворота 1917 года. «Если бы у Ленина - утверждает Керенский с несомненным преувеличением - не было бы опоры во всей материальной и технической мощи немецкого аппарата пропаганды и немецкого шпионажа, ему никогда не удалось бы разрушение России». «Утешительная историческая философия - старается съязвить Троцкий - согласно которой жизнь великой страны представляет собой игрушку в руках шпионской организации сыска». Да, закономерность исторических явлений очень относительна, и «его величество случай» при соприкосновении с конкретной действительностью может дать самый неожиданный социологический узор. К числу таких случайностей, конечно, надо отнести и наличие «золотого немецкого ключа». И как-то странно, что до сих пор никто не постарается по существу проанализировать имеющийся материал и проверить те данные, которые так или иначе могут ответить на вопрос: миф или действительность роль немецких денег в истории русской революции.

К сожалению, общие утверждения, которыми переполнены публицистические выступления политических противников большевиков, не исключая и настойчивых, шумных иногда, изобличений в течение ряда лет со стороны знаменитого Бурцева, до некоторой степени дают возможность более или менее безнаказанно разыгрывать в высоких тонах негодования рапсодии на темы о легендарном «золотом немецком ключе». Русское антибольшевистское общественное мнение до сих пор, например, стоит в недоумении перед загадкой: насколько подлинны сенсационные так называемые американские документы о немецко-большевистском альянсе, опубликованные в 1918 году. Единственный анализ этих документов в русской литературе - очень краткий и поверхностный (в примечании) - можно найти только в тексте Милюкова, причем историк не дает, в сущности, никакого критерия для суждения о подлинности документов и скорее своим авторитетом освящает даже безусловную фальсификацию. Но еще более удивительно то, что подделку в этих документах не постарались выявить сами большевики, казалось бы наиболее заинтересованные в изобличении противников.

Что же здесь правда, а что ложь? Как разобраться в этом человеку, не являющемуся профессиональным историком? Многие авторы, затрагивающие данную тему, отмечают, что серьезнейшая работа создателя научной школы историков русских революций и Гражданской войны профессора Г.Л.Соболева, и весьма немногие другие профессионально честные публикации на эту тему, теряются в море клеветнических поделок, издаваемых огромными тиражами, которыми уставлены полки книжных магазинов.

Февральская революция вдохновила немцев, оказавшихся в безвыходном положении в условиях затяжной войны. Возникла реальная возможность выхода из войны России и после этого - решительной победы на Западе. Связанные с этой идеей различные трактовки последующих событий нашли отражение и в немецких публикациях на эту тему.

Начальник штаба Восточного фронта генерал Макс Гоффман впоследствии вспоминал: «Разложение, внесенное в русскую армию революцией, мы естественно стремились усилить средствами пропаганды. В тылу кому-то, поддержавшему сношения с жившими в Швейцарии в ссылке русскими, пришла в голову мысль использовать некоторых из этих русских, чтобы еще скорее уничтожить дух русской армии и отравить ее ядом». По словам Гоффмана, через депутата Эрцбергера этот «кто-то» сделал соответственное предложение министерству иностранных дел; в результате появился знаменитый «пломбированный вагон», доставивший Ленина и других эмигрантов через Германию в Россию. Вскоре (1921 год) в печати всплыло и имя инициатора: это был Александр Парвус, действовавший через германского посла в Копенгагене Ульриха фон Брокдорф-Ранцау.

Пройдем мимо февральского переворота. История февральских дней не приоткроет крышки таинственного ларца с немецким золотом. Правда, русский посол в Швеции Неклюдов рассказал в своих воспоминаниях о знаменательной беседе, которую он имел в середине января 1917 года в Стокгольме с болгарским посланником в Берлине Ризовым, пытавшимся нащупать у него почву для заключения сепаратного мира.

Встретив холодный прием, Ризов предостерегающе предупредил своего собеседника: «через месяц или, самое позднее через полтора, произойдут события, после которых уверен, что с русской стороны будут более склонны к разговорам». «Предсказание русской революции» - так озаглавлен этот отрывок воспоминаний Неклюдова. Таких предсказаний было немало накануне февральских событий - слишком очевидно было, что Россия каким - то роком влеклась к катастрофе.

Трудно сказать, намекал ли Ризов на какой-нибудь определенный план извне или передавал только широко распространенную в России молву, отчасти связанную с туманными разговорами о дворцовом перевороте, который должен был произойти «перед Пасхой» - так, по крайней мере, записал почти в те же дни в своем дневнике петербургский посол Англии, оговорив, что сведения он получил из «серьезных источников» (Мельгунов С.П. «Немецкий ключ большевиков». Нью-Йорк, 1989, с. 92).

С.П.Мельгунов отмечает, что можно не сомневаться, что немецкая агентура должна была ловить рыбу в мутной воде, провоцировать всякого рода беспорядки и разжигать народные страсти в момент начавшейся смуты. И, конечно, не без основания. Алексеев в телеграмме 28 февраля писал, что «быть может, немцы проявили «довольно деятельное участие в подготовке мятежа».

Подобная догадка, однако, чрезвычайно далека от того, чтобы признать февральскую революцию продуктом немецкого творчества, как склонны к тому некоторые из современников-мемуаристов. «Внутреннее» убеждение Гучкова, Родзянко и многих других, что из Германии к нам в заготовленном виде завезены были даже документы образца довольно знаменитого «приказа № I», не принадлежит к числу серьезных исторических аргументов, заслуживающих рассмотрения по существу.

По словам самого Ранцау, идея Парвуса нашла поддержку в МИДе у барона фон Мальцана и у депутата Эрцбергера, руководителя военной пропаганды; они убедили канцлера Бетман-Гольвега, который и предложил Ставке (то есть кайзеру, Гинденбургу и Людендорфу) осуществить «гениальный маневр» (там же, с.89).

Эти сведения нашли подтверждение с опубликованием документов германского МИДа. В книге Земана-Шарлау приводится обширный отчёт Брокдорфа-Ранцау о встрече с Парвусом, который поставил вопрос о необходимости приведения России в состояние анархии путем поддержки наиболее радикальных элементов.

В меморандуме, составленном по итогам бесед с Парвусом, Брокдорф-Ранцау писал: "я считаю, что, с нашей точки зрения, предпочтительнее поддержать экстремистов, так как именно это быстрее всего приведет к определенным результатам. Со всей вероятностью, месяца через три можно рассчитывать на то, что дезинтеграция достигнет стадии, когда мы сможем сломить Россию военной силой» (Соболев Г.Л. Тайна «немецкого золота». СПб.). В результате канцлер уполномочил германского посла в Берне фон Ромберга войти в контакт с русскими эмигрантами и предложить им проезд в Россию через Германию".

Забегая вперед, также отметим, что через четыре года после большевистского переворота, знаменитый немецкий социал-демократ Эдуард Бернштейн опубликовал в берлинской газете «Форвертс», центральном органе германской социал-демократии, большую статью, в который утверждал, что он может с документами в руках доказать, что после падения царского режима в России Ленин получил от правительства Вильгельма II огромную сумму денег на ведение большевистской пропаганды в русской армии и на организацию большевистского восстания.

«Известно, -- писал Бернштейн, -- и лишь недавно это вновь было подтверждено генералом Гофманом (бывшим тогда главнокомандующим германской армии на Восточном фронте и ведшим в 1918 году переговоры о мире с большевиками в Брест-Литовске), что это правительство кайзера, по требованию немецкого генерального штаба, разрешило Ленину и его товарищам проезд через Германию в Россию в запломбированных салон-вагонах с тем, чтобы они могли в России вести свою агитацию. Могут быть различные мнения насчет того, допустимо ли для социалистов принимать такие услуги из таких источников».
Парвус (псевдоним А.Л.Гельфанда, бывшего немецкого социал-демократа, за неблаговидные финансовые поступки отстраненного от работы в германской социал-демократической партии) действительно был агентом германского Генерального Штаба еще до первой мировой войны (с 1911 г.), когда он работал в Турции.

Ведущий научный сотрудник экономического факультета МГУ А.И.Колганов отмечает, что Парвус действительно, действуя сначала через германского посла в Константинополе, а затем через сотрудника имперской канцелярии Рицлера, посланного для встречи с ним в Берлине, представил в марте 1915 года документ под заглавием «Подготовка массовой политической забастовки в России» (обычно называемый «Меморандум д-ра Гельфанда»). В этом документе Парвус предлагал подорвать Россию изнутри, опираясь на национал-сепаратистские и радикальные социалистические организации, в том числе социал-демократов (большевиков), занявших антивоенные позиции. Парвус действительно имел коммерческие связи с некоторыми российскими социал-демократами, работавшими в представительстве его торговой фирмы в Дании (в частности, с Я.С.Ганецким). Ганецкий, действительно, имел контакты с Лениным... А вот дальше факты заканчиваются, и начинаются чистые домыслы (Колганов. А.И. Миф о «немецком золоте»,- СПб. М., 2002, с.5).

Тем временем Парвус попытался действовать независимо от МИДа: получив согласие Генерального Штаба, он попросил Я.Ганецкого известить Ленина, что поездка его и Зиновьева через Германию организована, но не говорить ему ясно из какого источника оказана помощь. В Цюрих был послан агент Георг Скларц для организации поездки, причем в первую очередь предполагалась переправка Ленина и Зиновьева. Однако с первой попытки дело сорвалось: Ленин боялся быть скомпрометированным. 24 марта Зиновьев по просьбе Ленина телеграфирует Ганецкому: «Письмо отправлено. Дядя (то есть Ленин) хочет знать более подробно. Официальный проезд только нескольких лиц - неприемлемо». Когда же Скларц, вдобавок к предложению переправки только Ленина и Зиновьева, предложил покрыть их расходы, Ленин прервал переговоры (Шуб Д. «Ленин и Вильгельм II. Новое о германо-большевистском заговоре», «Новый журнал», Кн. 57. Нью-Йорк. 1959, с.189).

28 марта Ленин телеграфировал Ганецкому: «Берлинское разрешение для меня неприемлемо. Или швейцарское правительство получит вагон до Копенгагена, или русское договорится об обмене всех эмигрантов на интернированных немцев», после чего просит его узнать возможность проезда через Англию. 30 марта Ленин пишет Ганецкому: «Пользоваться услугами людей, имеющих касательство к издателю „Колокола“ (то есть Парвусу) я, конечно, не могу» - и вновь предлагает план обмена эмигрантов на интернированных немцев (план этот принадлежал Мартову).

И еще одно весьма существенное обстоятельство, которое отмечает в своей работе А.И.Колганов, - Ленин в открытой печати прямо объявил Парвуса немецким агентом, действующим в интересах германского генерального штаба. От участия во всякого рода «мирных конференциях», за которыми маячила тень германского правительства, большевики категорически отказывались. И, наконец, внутри самой Германии большевики поддерживали группу «Спартак» во главе с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург, которые выступали за поражение своего правительства (как и большевики - своего). Не правда ли, странное поведение для «германских агентов», «направляемых» Парвусом?

31 марта Ленин от имени партии телеграфирует швейцарскому социал-демократу Роберту Гримму, первоначально выступавшему посредником в переговорах между большевиками и немцами (затем эту роль стал играть Фридрих Платтен) решение «безоговорочно принять» предложение о проезде через Германию и «тотчас же организовать эту поездку».

На следующий день он требует от Ганецкого денег на поездку: «Выделите две тысячи, лучше три тысячи крон для нашей поездки. Намереваемся выехать в среду (4 апреля) минимум 10 человек». Вскоре он пишет Инессе Арманд: «Денег на поездку у нас больше, чем я думал, человек на 10-12 хватит, ибо нам здорово (подчеркнуто в тексте) помогли товарищи в Стокгольме».

Немецкий левый социал-демократ Пауль Леви уверял, что именно он оказался посредствующим звеном между Лениным и посольством в Берне (и МИДом Германии), одинаково горячо стремившимися первый - попасть в Россию, вторые - переправить его туда; когда Леви связал Ленина с послом, Ленин сел составлять условия проезда - и они безоговорочно принимались.

Заинтересованность немцев была так велика, что кайзер лично распорядился дать Ленину копии официальных германских документов (как материал для пропаганды о «миролюбии» Германии), а Генеральный штаб был готов пропустить «пломбированный вагон» непосредственно через фронт, если Швеция откажется принять российских революционеров.

1. Я, Фриц Платтен, сопровождаю за полной своей ответственностью и на свой риск вагон с политическими эмигрантами и беженцами, возвращающимися через Германию в Россию.
2. Сношения с германскими властями и чиновниками ведутся исключительно и только Платтеном. Без его разрешения никто не вправе входить в вагон.
3. За вагоном признается право экстерриториальности. Ни при въезде в Германию, ни при выезде из нее никакого контроля паспортов или пассажиров не должно производиться.
4. Пассажиры будут приняты в вагон независимо от их взглядов и отношений к вопросу о войне или мире.
5. Платтен берет на себя снабжение пассажиров железнодорожными билетами по ценам нормального тарифа.
6. По возможности, проезд должен быть совершен без перерыва. Никто не должен ни по собственному желанию, ни по приказу покидать вагона. Никаких задержек в пути не должно быть без технической к тому необходимости.
7. Разрешение на проезд дается на основе обмена на германских или австрийских военнопленных или интернированных в России.
8. Посредник и пассажиры принимают на себя обязательство персонально и в частном порядке добиваться у рабочего класса выполнения пункта 7-го.
9. Наивозможно скорое совершение переезда от Швейцарской границы к Шведской, насколько это технически выполнимо.

Берн -- Цюрих. 4 апреля (22марта. Н. М.) 1917 г.
(Подписал) Фриц Платен, Секретарь Швейцарской Социалистической Партии.

Относительно пункта 7 профессор С.Г.Пушкарев полагает, что, поскольку большевики не входили в правительство и не имели большинства в Советах, а потому реально произвести обмен пленными не могли бы - пункт не имел никакого практического смысла и был включен Лениным исключительно для того, чтобы у стороннего читателя сложилось впечатление равноправного характера договора.

В 15 часов 10 минут 9 апреля, 32 российских эмигранта выехали из Цюриха до пограничной германской станции Готтмадинген. Там они пересели в запломбированный вагон, сопровождавшийся двумя офицерами германского Генерального Штаба - капитаном фон Планец и лейтенантом фон Бурингом, который бегло говорил по-русски, купе которых находилось у единственной незапломбированной двери (из четырех дверей вагона пломбы были на трех).

Между тем, многие участники поездки (например, Карл Радек), отрицали факт пломбирования вагонов и утверждали, что имело место лишь обещание не покидать вагонов. Этот вагон по возможности безостановочно проследовал через Германию до станции Засниц, где эмигранты пересели на пароход «Королева Виктория» и переправились в Швецию. В Мальмё их встретил Ганецкий, в сопровождении которого Ленин 13 апреля прибыл в Стокгольм. В пути Ленин старался воздерживаться от всяких компрометирующих контактов; в Стокгольме он категорически отказался от встречи с Парвусом, потребовав засвидетельствовать это трех лиц, включая Карла Радека.

Повидимому, первый опубликованный список пассажиров «пломбированного вагона», приехавших с Лениным, был составлен Бурцевым, который, кстати, уточнил, что это только один поезд, за ним последовали еще два с сотнями пассажиров. (Бурцев Владимир Львович (1862-1942) русский публицист и издатель, дворянин Уфимской губернии, заслуживший за свои разоблачения секретных сотрудников Департамента полиции («провокаторов царской охранки») прозвище «Шерлока Холмса русской революции»).

Другой список пассажиров «пломбированного вагона» был составлен шведской полицией и приведен в книге Ханса Бьёркегрена «Скандинавский транзит». В основном он совпадает со списком Бурцева, но имеются незначительные различия. Некоторые авторы отмечают, что список № 2, опубликованный в русском переводе книги Э. Саттона "Уолл-стрит и большевицкая революция" ("Русская идея", 1998) в несколько раз больше. Многие из них станут членами партийного руководства, советского правительства, карательных органов, послами, видными литераторами и т.п.

Некоторые из них по сей день покоятся у Кремлевской стены; их имена, как и многих других (Эренбурга, Усиевича и др.) все еще украшают улицы русских городов, есть и станция метро "Войковская". Некоторые фамилии (их потомков) вновь замелькали с 1990-х годов в среде предпринимательской, культурной, журналистской и прочей демократической общественности (Абрамович, Вайнберг, Лернер, Маневич, Миллер, Окуджава, Рейн, Шейнис, Шмулевич, Шустер и др.).

Ленин прибыл в Петроград вечером 3 (16) апреля. Сразу же по приезде в Россию, 4 (17) апреля, Ленин выступил со знаменитыми «Апрельскими тезисами», направленными против Временного правительства и «революционного оборончества». В первом же тезисе война со стороны «Львова и Ко» характеризовалась как по-прежнему «грабительская, империалистическая»; содержались призывы «организации широкой пропаганды этого взгляда в действующей армии» и братаний. Далее содержалось требование перехода власти в руки Советов…». На следующий день после публикации «Тезисов» в «Правде», 21 апреля (н.ст.), один из руководителей немецкой разведки в Стокгольме телеграфировал в МИД в Берлин: «Приезд Ленина в Россию успешен. Он работает совершенно так, как мы этого хотели бы».

Впоследствии генерал Людендорф писал в своих мемуарах: «Посылая Ленина в Россию, наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправдано, Россию нужно было повалить».

Противники версии «немецкого золота» указывают, что Парвус не был посредником в переговорах о проезде российских политэмигрантов через Германию, а от посредничества Карла Моора и Роберта Гримма, вполне обоснованно заподозрив в них германских агентов, эмигранты отказались, предоставив вести переговоры Фрицу Платтену.

Когда же в Стокгольме Парвус попытался встретиться с Лениным, тот категорически отказался от этой встречи. Далее, по их мнению, никаких политических обязательств, эмигранты, проехавшие через Германию, на себя не брали, кроме одного - агитировать за пропуск в Германию из России интернированных немцев, равных по числу проехавших через Германию эмигрантов. И инициатива в этом обязательстве исходила от самих политэмигрантов, поскольку Ленин категорически отказывался ехать просто по разрешению берлинского правительства.

Кроме того, сторонники версии «немецкого золота» тенденциозно нарушают хронологию событий, на что указывает, в частности Г.Л.Соболев: забывают упомянуть о том, что идея проезда через Германию принадлежала не Парвусу, а никак не связанному с ним Ю.О.Мартову, была высказана на собрании эмигрантов в Берне в то время, когда Парвус ещё не задумывался над тем, какие проблемы с получением виз в странах Антанты могут возникнуть у противников войны.
Забывают упомянуть и о том, что эмигранты с самого начала стремились действовать открыто и легально - через Комитет по возвращению русских эмигрантов на родину (этот Комитет вообще в их писаниях не упоминается).

Другой довод - традиционное замалчивание того факта, что пломбированный вагон, в котором вернулась в Россию группа эмигрантов во главе с Лениным, не был единственным. В мае 1917 года тем же путем проследовала значительная группа меньшевиков-интернационалистов, эсеров и нефракционных социал-демократов во главе с Ю.О.Мартовым, П.Б.Аксельродом и А. В.Луначарским (в то время еще не большевиком).

Отказавшись поначалу ехать через Германию без официального разрешения Петроградского совета, застрявшие в Швейцарии эмигранты, в итоге выбрали именно этот путь - за отсутствием иного, как утверждали они в своих телеграммах Петроградскому совету. В переписке эмигрантов фигурирует «черный список наиболее опасных пацифистов», для которых проезд через страны Антанты был закрыт. В нем значились не только соредакторы большевистского «Социал-демократа», Ленин и Зиновьев, но и все бывшие сотрудники газеты «Наше слово» во главе с Троцким и Мартовым.

Первым «звонком» стал арест в Великобритании умеренного интернационалиста, лидера эсеров В.М.Чернова, - собственно, его арест и побудил Ленина принять предложение Платтена. По требованию Временного правительства, на которое давил Петроградский совет, Чернов был скоро освобожден; но за этим последовал арест Л.Д.Троцкого английскими властями в Канаде, и ждать его освобождения из английского концлагеря пришлось намного дольше (Суханов Н.Н., «Записки о революции», Т. 2, кн. 3-4. М. : 1991, с. 18).

Не добившись официального разрешения Петроградского совета и ощутив себя «нежелательными эмигрантами», меньшевики и эсеры проехали через Германию без разрешения. И если сам факт проезда призван доказать связь большевиков с германским Генштабом, то придется признать, что с ним были также связаны и меньшевики, и эсеры.

Замалчивается сторонниками антибольшевистской версии и тот факт, что на обвинения в связях с германским Генштабом в годы Первой мировой войны в России вообще не скупились и никаких доказательств этого у них не требовали.
«Шпиономания» началась с первыми поражениями русской армии, и до 1917 года обвинения в измене и тайных сношениях с Германией предъявлялись членам императорской семьи и военным министрам; в 1917 году сторонники лозунга «война до победного конца» предъявляли подобные обвинения практически всем противникам войны (бывшим таковыми с самого 1914 года). В частности, Н.Н.Суханов, который всю войну провел в России, свидетельствует: «Кроме большевиков, все сколько-нибудь заметные интернационалисты прямо или косвенно обвинялись в услужении немцам или в сношениях с германскими властями. Я лично стал излюбленной мишенью „Речи“ и назывался ею не иначе как с эпитетом: „любезный немецкому сердцу“ или „столь высоко ценимый немцами“. Чуть ли не ежедневно я стал получать письма из столицы, провинции и армии; в одних были увещания или издевательства, в других - вопросы: „Говори, сколько взял? “

Жертвой таких обвинений в июле 1917 года стал, например, Виктор Чернов, хотя в Россию он возвращался из Франции, соответственно, через союзную Англию. Когда же возмущенное руководство партии эсеров предъявило Временному правительству ультиматум, все обвинения тотчас оказались «недоразумением». В шпионаже в пользу Германии был обвинен и Л.Д.Троцкий, причем единственным аргументом обвинения оказался его проезд через Германию, -- хотя ни для кого не было секретом, что Троцкий в Россию возвращался из США и через Германию проехать не мог при всем желании (в итоге Керенскому пришлось отстранить от дела оскандалившегося прокурора).

Наконец, противники этой версии обвиняют своих оппонентов в некритическом и откровенно одностороннем подборе источников; в частности, сомнения вызывает и подлинность документов, которыми оперируют сторонники версии «немецкого золота», поскольку многие из них уже давно признаны фальшивками (Колганов. А.И. Миф о «немецком золоте»,- СПб. М., 2002, с.12). Что же касается знаменитых документов МИДа Германии, то, охотно ссылаясь на них, сторонники версии «немецкого финансирования» весьма неохотно их цитируют, поскольку никаких прямых доказательств финансирования большевиков в них нет.

Проезд революционеров по железной дороге через Германию наиболее известен, так как этим путём следовал Ленин. Однако большинство политических эмигрантов приехало в Россию после Февральской революции не через вражескую Германию, а через союзную Англию, откуда они отправлялись в Россию в Архангельск, Мурманск или через Скандинавию морским путём. Из-за опасности от немецких подводных лодок, пассажирские пароходы следовали под охраной военных кораблей британского флота и все перевозки контролировались британским адмиралтейством, министерством иностранных дел и полицией.

Большую помощь приезду революционеров в Россию оказывало само Временное правительство. По его приказу российским посольствам были выделены крупные денежные фонды для оплаты проезда и других нужд эмигрантов. Однако великодушие правительства распространялось лишь на сторонников «войны до победного конца»; по поводу противников войны Н.Н.Суханов пишет: «С начала революции прошло уже больше двух месяцев, но путь в Россию „нежелательным эмигрантам“ был всё ещё закрыт. Наша революционная власть до сих пор не умела и не хотела добиться свободного пропуска русских интернационалистов через союзные страны».

Наивным февралистским обещаниям "бурного развития России после сбрасывания оков царизма" не было суждено осуществиться. В том числе и из-за внутренних русских особенностей.

Развитие событий между Февралем и Октябрем показало, что демократическое правительство было нежизнеспособно. Лишившись легитимной верховной власти, русская армия разлагалась, крестьяне разбегались по домам делить землю, ширилась анархия ("если нет Царя - всё позволено") и уже к октябрю "власть лежала на улице". Большевики подхватили ее без особых усилий и жертв.

В августе 1917 года, то есть еще при Временном правительстве, банкиры Уолл-стрита из собственного кармана (а не в счёт немецкого кредита) выдали большевикам первый миллион долларов и послали в Россию группу своих представителей, которая была замаскирована под "гуманитарную миссию Красного Креста".

Их планы и действия в первые годы советской власти имеют немалую аналогию с нынешними действиями тех же иностранных сил в России, начиная с эпохи "перестройки".

Пломбированный вагон - установившееся обозначение вагона и специального поезда, в котором Ленин с большой группой революционеров-эмигрантов в апреле 1917 года проехал через Германию , следуя из Швейцарии в Россию.

История пломбированного вагона - составная часть вопроса о германском финансировании большевиков и соответственно роли Германии в российской революции.

Идея поездки через Германию

Артур Циммерман, статс-секретарь по иностранным делам Германии

Февральская революция вдохновила немцев, оказавшихся в безвыходном положении в условиях затяжной войны; возникла реальная возможность выхода из войны России и после этого - решительной победы на Западе. Начальник штаба Восточного фронта генерал Макс Гоффман впоследствии вспоминал: «Разложение, внесенное в русскую армию революцией, мы естественно стремились усилить средствами пропаганды. В тылу кому-то, поддержавшему сношения с жившими в Швейцарии в ссылке русскими, пришла в голову мысль использовать некоторых из этих русских, чтобы еще скорее уничтожить дух русской армии и отравить ее ядом». По словам Гоффмана, через депутата Эрцбергера этот «кто-то» сделал соответственное предложение министерству иностранных дел; в результате появился знаменитый «пломбированный вагон», доставивший Ленина и других эмигрантов через Германию в Россию. Вскоре () в печати всплыло и имя инициатора: это был Парвус , действовавший через германского посла в Копенгагене Ульриха фон Брокдорф-Ранцау . По словам самого Ранцау, идея Парвуса нашла поддержку в МИДе у барона фон Мальцана и у депутата Эрцбергера, руководителя военной пропаганды; они убедили канцлера Бетман-Гольвега , который и предложил Ставке (то есть кайзеру , Гинденбургу и Людендорфу) осуществить «гениальный маневр» . Эти сведения нашли полное подтверждение с опубликованием документов германского МИДа. В книге Земана-Шарлау приводится обширный отчёт Брокдорфа-Ранцау о встрече с Парвусом, который поставил вопрос о необходимости приведения России в состояние анархии путем поддержки наиболее радикальных элементов. В меморандуме, составленном по итогам бесед с Парвусом, Брокдорф-Ранцау писал: «я считаю, что, с нашей точки зрения, предпочтительнее поддержать экстремистов, так как именно это быстрее всего приведет к определенным результатам. Со всей вероятностью, месяца через три можно рассчитывать на то, что дезинтеграция достигнет стадии, когда мы сможем сломить Россию военной силой». . В результате канцлер уполномочил германского посла в Берне фон Ромберга войти в контакт с русскими эмигрантами и предложить им проезд в Россию через Германию. Одновременно (3 апреля) МИД запросил у казначейства 3 миллиона марок на пропаганду в России, каковые и были выделены. .

Отказ Ленина Парвусу

Тем временем Парвус попытался действовать независимо от МИДа: получив согласие Генерального Штаба, он попросил Ганецкого известить Ленина, что поездка его и Зиновьева через Германию организована, но не говорить ему ясно из какого источника оказана помощь. В Цюрих был послан агент Георг Скларц для организации поездки, причем в первую очередь предполагалась переправка Ленина и Зиновьева . Однако с первой попытки дело сорвалось: Ленин боялся быть скомпрометированным. 24 марта Зиновьев по просьбе Ленина телеграфирует Ганецкому: «Письмо отправлено. Дядя (то есть Ленин) хочет знать более подробно. Официальный проезд только нескольких лиц - неприемлемо». Когда же Скларц, вдобавок к предложению переправки только Ленина и Зиновьева, предложил покрыть их расходы, Ленин прервал переговоры . 28 марта он телеграфировал Ганецкому: «Берлинское разрешение для меня неприемлемо. Или швейцарское правительство получит вагон до Копенгагена, или русское договорится об обмене всех эмигрантов на интернированных немцев», после чего просит его узнать возможность проезда через Англию . 30 марта Ленин пишет Ганецкому: «Пользоваться услугами людей, имеющих касательство к издателю „Колокола“ (то есть Парвусу) я, конечно, не могу» - и вновь предлагает план обмена эмигрантов на интернированных немцев (план этот принадлежал Мартову) . Однако С. П. Мельгунов полагает, что письмо, адресованное как раз человеку, имеющему непосредственное «касательство к издателю „Колокола“», было рассчитано на распространение в партийных кругах и обработку партийного общественного мнения, тогда как решение о возвращении через Германию было Лениным уже принято .

Организация поездки

Подписи Ленина и других эмигрантов под условиями проезда через Германию.

На следующий день он требует от Ганецкого денег на поездку: «Выделите две тысячи, лучше три тысячи крон для нашей поездки. Намереваемся выехать в среду (4 апреля) минимум 10 человек». Вскоре он пишет Инессе Арманд : «Денег на поездку у нас больше, чем я думал, человек на 10-12 хватит, ибо нам здорово (подчеркнуто в тексте) помогли товарищи в Стокгольме».

Немецкий левый социал-демократ Пауль Леви уверял, что именно он оказался посредствующим звеном между Лениным и посольством в Берне (и МИДом Германии), одинаково горячо стремившимися первый - попасть в Россию, вторые - переправить его туда; когда Леви связал Ленина с послом, Ленин сел составлять условия проезда - и они безоговорочно принимались.

Заинтересованность немцев была так велика, что кайзер лично распорядился дать Ленину копии официальных германских документов (как материал для пропаганды о «миролюбии» Германии), а Генеральный штаб был готов пропустить «пломбированный вагон» непосредственно через фронт, если Швеция откажется принять российских революционеров . Однако Швеция согласилась. Условия проезда были подписаны 4 апреля. Текст договора гласил:

Условия проезда русских эмигрантов через Германию
1. Я, Фриц Платтен, сопровождаю за полной своей ответственностью и на свой риск вагон с политическими эмигрантами и беженцами, возвращающимися через Германию в Россию.
2. Сношения с германскими властями и чиновниками ведутся исключительно и только Платтеном. Без его разрешения никто не вправе входить в вагон.
3.За вагоном признается право экстерриториальности. Ни при въезде в Германию, ни при выезде из нее никакого контроля паспортов или пассажиров не должно производиться.
4. Пассажиры будут приняты в вагон независимо от их взглядов и отношений к вопросу о войне или мире.
5. Платтен берет на себя снабжение пассажиров железнодорожными билетами по ценам нормального тарифа.
6. По возможности, проезд должен быть совершен без перерыва. Никто не должен ни по собственному желанию, ни по приказу покидать вагона. Никаких задержек в пути не должно быть без технической к тому необходимости.
7. Разрешение на проезд дается на основе обмена на германских или австрийских военнопленных или интернированных в России.
8. Посредник и пассажиры принимают на себя обязательство персонально и в частном порядке добиваться у рабочего класса выполнения пункта 7-го.
9. Наивозможно скорое совершение переезда от Швейцарской границы к Шведской, насколько это технически выполнимо.
Берн - Цюрих. 4 апреля (22марта. Н. М.) 1917 г.
(Подписал) Фриц Платтен
Cекретарь Швейцарской Социалистической Партии

Относительно пункта 7 профессор С. Г. Пушкарев полагает, что, поскольку большевики не входили в правительство и не имели большинства в Советах, а потому реально произвести обмен пленными не могли бы - пункт не имел никакого практического смысла и был включен Лениным исключительно для того, чтобы у стороннего читателя сложилось впечатление равноправного характера договора .

Поездка

Локомотив поезда, на котором Ленин прибыл в Петроград

Список пассажиров

Список пассажиров «пломбированного вагона» составленный В. Л. Бурцевым

Прибытие Ленина в Россию

Ленин прибыл в Петроград вечером 3 (16) апреля . 12 (25) апреля он телеграфирует Ганецкому и Радеку в Стокгольм просьбу о высылке денег: «Дорогие друзья! До сих пор ничего, ровно ничего: ни писем, ни пакетов, ни денег от Вас не получили». 10 дней спустя он уже пишет Ганецкому: «Деньги (две тыс.) от Козловского получены. Пакеты до сих пор не получены… С курьерами дело наладить нелегко, но все же примем все меры. Сейчас едет специальный человек для организации всего дела. Надеемся, ему удастся все наладить»

Сразу же по приезде в Росcию, 4 (17) апреля , Ленин выступил со знаменитыми «Апрельскими тезисами », направленными против Временного правительства и «революционного оборончества». В первом же тезисе война со стороны «Львова и Ко» характеризовалась как по-прежнему «грабительская, империалистическая»; содержались призывы «организации широкой пропаганды этого взгляда в действующей армии» и братаний. Далее содержалось требование перехода власти в руки советов с последующим «устранением армии, чиновничества, полиции». На следующий день после публикации «Тезисов» в «Правде», 21 апреля (н.ст.), один из руководителей немецкой разведки в Стокгольме телеграфировал в МИД в Берлин: «Приезд Ленина в Россию успешен. Он работает совершенно так, как мы этого хотели бы» . Впоследствии генерал Людендорф писал в своих мемуарах: «Посылая Ленина в Россию, наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправдано, Россию нужно было повалить» .

Доводы противников версии «немецкого золота»

Ганецкий (крайний слева) и Радек (рядом с ним) с группой шведских социал-демократов. Стокгольм, май 1917

Со своей стороны противники версии «немецкого золота» указывают, что Парвус не был посредником в переговорах о проезде российских политэмигрантов через Германию, а от посредничества Карла Моора и Роберта Гримма, вполне обоснованно заподозрив в них германских агентов, эмигранты отказались, предоставив вести переговоры Фрицу Платтену . Когда же в Стокгольме Парвус попытался встретиться с Лениным, тот категорически отказался от этой встречи . Далее, по их мнению, никаких политических обязательств, эмигранты, проехавшие через Германию, на себя не брали, кроме одного - агитировать за пропуск в Германию из России интернированных немцев, равных по числу проехавших через Германию эмигрантов. И инициатива в этом обязательстве исходила от самих политэмигрантов, поскольку Ленин категорически отказывался ехать просто по разрешению берлинского правительства

Кто, как и зачем в 1917 году переправил в Россию Ленина через воюющую Европу

Когда в России грянула революция, Ленин уже 9 лет жил в Швейцарии, в уютном Цюрихе. Крушение монархии застало его врасплох – всего за месяц до февраля на встрече со швейцарскими политическими деятелями левого толка он заявил, что вряд ли доживет до революции, и таковую «увидит уже молодежь». О происшедшем в Петрограде он узнал из газет и сразу засобирался в Россию.

Но как это сделать? Ведь Европа охвачена пламенем войны. Впрочем, сделать это оказалось не трудно – у немцев была серьезная заинтересованность в возвращении революционеров в Россию. Начальник штаба Восточного фронта генерал Макс Гофман впоследствии вспоминал: «Разложение, внесённое в русскую армию революцией, мы естественно стремились усилить средствами пропаганды. В тылу кому-то, поддерживавшему отношения с жившими в Швейцарии в ссылке русскими, пришла в голову мысль использовать некоторых из этих русских, чтобы ещё скорее уничтожить дух русской армии и отравить её ядом». По словам М. Гофмана, через депутата М. Эрцбергера этот «кто-то» сделал соответственное предложение министерству иностранных дел; в результате появился знаменитый «пломбированный вагон», доставивший Ленина и других эмигрантов через Германию в Россию.

Позднее стало известно имя инициатора: это был известный международный авантюрист Александр Парвус (Израиль Лазаревич Гельфанд), действовавший через германского посла в Копенгагене Ульриха фон Брокдорф-Ранцау.

По словам У. Брокдорфа-Ранцау, идея Парвуса нашла поддержку в МИДе у барона Гельмута фон Мальцана и у депутата рейхстага М. Эрцбергера, руководителя военной пропаганды. Они убедили канцлера Т. Бетман-Гольвега, который и предложил Ставке (то есть Вильгельму II, П. Гинденбургу и Э. Людендорфу) осуществить «гениальный манёвр». Эти сведения нашли подтверждение с опубликованием документов германского МИДа. В меморандуме, составленном по итогам бесед с Парвусом, Брокдорф-Ранцау писал: «Я считаю, что, с нашей точки зрения, предпочтительнее поддержать экстремистов, так как именно это быстрее всего приведёт к определённым результатам. Со всей вероятностью, месяца через три можно рассчитывать на то, что дезинтеграция достигнет стадии, когда мы сможем сломить Россию военной силой».

В результате канцлер уполномочил германского посла в Берне фон Ромберга войти в контакт с русскими эмигрантами и предложить им проезд в Россию через Германию. Одновременно МИД запросил у казначейства 3 млн марок на пропаганду в России, каковые и были выделены.

31 марта Ленин от имени партии телеграфирует швейцарскому социал-демократу Роберту Гримму, первоначально выступавшему посредником в переговорах между большевиками и немцами (затем эту роль стал играть Фридрих Платтен) решение «безоговорочно принять» предложение о проезде через Германию и «тотчас же организовать эту поездку». На следующий день Владимир Ильич требует от своего «кассира» Якуба Ганецкого (Якова Фюрстенбеерга) денег на поездку: «Выделите две тысячи, лучше три тысячи крон для нашей поездки».

Условия проезда были подписаны 4 апреля. В понедельник, 9 апреля 1917 года путешественники собрались в отеле «Церингер-Хоф» в Цюрихе с сумками и чемоданами, одеялами и продуктами. Ленин отправлялся в путь с Крупской, своей женой и соратницей. Но вместе с ними была также и Инесса Арманд, которую почитал Ильич. Однако тайна отъезда уже была раскрыта.

На вокзале в Цюрихе собралась группа российских эмигрантов, которая провожала Ленина и компанию гневными криками: «Предатели! Немецкие агенты!».

В ответ на это при отходе поезда его пассажиры исполнили хором «Интернационал», а потом и другие песни революционного репертуара.

На самом деле Ленин, конечно, никаким германским агентом не был. Он попросту цинично воспользовался заинтересованностью немцев в переправке революционеров в Россию. В этом их цели на тот момент совпадали: ослабить Россию и сокрушить царскую империю. С той только разницей, что Ленин потом собирался устроить революцию и в самой Германии.

Эмигранты выехали из Цюриха по направлению к германской границе и городку Готтмадинген, где их ожидали вагон и двое немецких офицеров-сопровождающих. Один из них, лейтенант фон Буринг, был остзейским немцем и говорил по-русски. Условия проезда по территории Германии выглядели следующим образом. Во-первых, полная экстерриториальность – ни при въезде во Второй Рейх, ни при выезде не должно быть никаких проверок документов, никаких штампов в паспортах, экстерриториальный вагон покидать запрещено. Также немецкие власти обещали никого не выводить из вагона силой (гарантия от возможного ареста).

Из четырех его дверей действительно опломбированы были три, одну, возле тамбура кондуктора, оставили открытой – через нее, под контролем немецких офицеров и Фридриха Платтена (он был посредником между эмигрантами и немцами), на станциях покупались свежие газеты и продукты у лоточников. Таким образом, легенда о полной изоляции пассажиров и глухой «опломбированности» преувеличивает. В коридоре вагона Ленин провел мелом черту – символическую границу экстерриториальности, отделявшую «немецкое» купе от всех остальных.

Из Засница эмигранты переправились на корабле «Королева Виктория» в Треллеборг, откуда приехали в Стокгольм, где их встретили журналисты. Ленин купил там себе приличное пальто и ставшую потом знаменитой кепку, которую ошибочно принимали за фуражку русского рабочего.

Из Стокгольма был тысячекилометровый перегон на север обычным пассажирский поездом – до станции Хапаранда на границе Швеции и Великого княжества Финляндского, все еще входящего в состав России. Границу пересекли на санях, где на русской станции Торнио ожидал поезд до Петрограда…

Ленин старался воздерживаться от всяких компрометирующих контактов; в Стокгольме он категорически отказался от встречи даже с Парвусом. Однако с Парвусом почти целый день провел Радек, ведя с ним переговоры с санкции Ленина. «Это была решающая и совершенно секретная встреча» – пишут в своей книге «Кредит на революцию. План Парвуса» Земан и Шарлау. Существуют предположения, что именно на ней было обговорено финансирование большевиков. При этом Ленин старался создать впечатление отсутствия денежных средств: он обращался за помощью, брал деньги у российского консула и т. д.; по возвращении даже предъявил расписки. Однако, по впечатлению шведских социал-демократов, прося о помощи, Ленин явно «переигрывал», так как шведы точно знали, что деньги у большевиков были. Парвус же после отъезда Ленина направился в Берлин и имел там продолжительную аудиенцию у статс-секретаря Циммермана.

Приехав в Россию, Ленин сразу же выступил со знаменитыми «Апрельскими тезисами», требуя перехода власти в руки Советов.

На следующий день после публикации «Тезисов» в «Правде», один из руководителей немецкой разведки в Стокгольме телеграфировал в МИД в Берлин: «Приезд Ленина в Россию успешен. Он работает совершенно так, как мы этого хотели бы».

Впоследствии генерал Людендорф писал в своих мемуарах: «Посылая Ленина в Россию, наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправдано, Россию нужно было повалить». Что и было с успехом сделано.

Специально для «Столетия»

Статья опубликована в рамках социально значимого проекта «Россия и Революция. 1917 – 2017» с использованием средств государственной поддержки, выделенных в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 08.12.2016 № 96/68-3 и на основании конкурса, проведённого Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».