Рэй Бредбери
Были они смуглые и золотоглазые
Ракета остывала, обдуваемая ветром с лугов. Щелкнула и распахнулась дверца. Из люка выступили мужчина, женщина и трое детей. Другие пассажиры уже уходили, перешептываясь, по марсианскому лугу, и этот человек остался один со своей семьей.
Волосы его трепетали на ветру, каждая клеточка в теле напряглась, чувство было такое, словно он очутился под колпаком, откуда выкачивают воздух. Жена стояла на шаг впереди, и ему казалось – сейчас она улетит, рассеется как дым. И детей – пушинки одуванчика – вот-вот разнесет ветрами во все концы Марса.
Дети подняли головы и посмотрели на него – так смотрят люди на солнце, чтоб определить, что за пора настала в их жизни. Лицо его застыло.
– Что-нибудь не так? – спросила жена.
– Идем назад в ракету.
– Ты хочешь вернуться на Землю?
– Да. Слушай!
Дул ветер, будто хотел развеять их в пыль. Кажется, еще миг – и воздух Марса высосет его душу, как высасывают мозг из кости. Он словно погрузился в какой-то химический состав, в котором растворяется разум и сгорает прошлое.
Они смотрели на невысокие марсианские горы, придавленные тяжестью тысячелетий. Смотрели на древние города, затерянные в лугах, будто хрупкие детские косточки, раскиданные в зыбких озерах трав.
– Выше голову, Гарри, – сказала жена. – Отступать поздно. Мы пролетели шестьдесят с лишком миллионов миль.
Светловолосые дети громко закричали, словно бросая вызов высокому марсианскому небу. Но отклика не было, только быстрый ветер свистел в жесткой траве.
Похолодевшими руками человек подхватил чемоданы.
Он сказал это так, как будто стоял на берегу – и надо было войти в море и утонуть. Они вступили в город.
Его звали Гарри Битеринг, жену – Кора, детей – Дэн, Лора и Дэвид. Они построили себе маленький белый домик, где приятно было утром вкусно позавтракать, но страх не уходил. Непрошеный собеседник, он был третьим, когда муж и жена шептались за полночь в постели и просыпались на рассвете.
– У меня знаешь какое чувство? – говорил Гарри. – Будто я крупинка соли и меня бросили в горную речку. Мы здесь чужие. Мы – с Земли. А это Марс. Он создан для марсиан. Ради всего святого. Кора, давай купим билеты и вернемся домой!
Но жена только головой качала:
– Рано или поздно Земле не миновать атомной бомбы. А здесь мы уцелеем.
– Уцелеем, но сойдем с ума!
«Тик-так, семь утра, вставать пора!» – пел будильник.
И они вставали.
Какое-то смутное чувство заставляло Битеринга каждое утро осматривать и проверять все вокруг, даже теплую почву и ярко-красные герани в горшках, он словно ждал – вдруг случится неладное! В шесть утра ракета с Земли доставляла свеженькую, с пылу, с жару газету. За завтраком Гарри просматривал ее. Он старался быть общительным.
– Сейчас все – как было в пору заселения новых земель, – бодро рассуждал он. – Вот увидите, через десять лет на Марсе будет миллион землян. И большие города будут, и все на свете! А говорили – ничего у нас не выйдет. Говорили, марсиане не простят нам вторжения. Да где ж тут марсиане? Мы не встретили ни души. Пустые города нашли, это да, но там никто не живет. Верно я говорю?
Дом захлестнуло бурным порывом ветра. Когда перестали дребезжать оконные стекла, Битеринг трудно глотнул и обвел взглядом детей.
– Не знаю, – сказал Дэвид, – может, кругом и есть марсиане, да мы их не видим. Ночью я их вроде слышу иногда. Ветер слышу. Песок стучит в окно. Я иногда пугаюсь. И потом в горах еще целы города, там когда-то жили марсиане. И знаешь, папа, в этих городах вроде что-то прячется, кто-то ходит. Может, марсианам не нравится, что мы сюда заявились? Может, они хотят нам отомстить?
– Чепуха! – Битеринг поглядел в окно. – Мы народ порядочный, не свиньи какие-нибудь. – Он посмотрел на детей. – В каждом вымершем городе водятся привидения. То бишь, воспоминания. – Теперь он неотрывно смотрел вдаль, на горы. – Глядишь на лестницу и думаешь: а как по ней ходили марсиане, какие они были с виду? Глядишь на марсианские картины и думаешь: а на что был похож художник? И воображаешь себе этакий маленький призрак, воспоминание. Вполне естественно. Это все фантазия. – Он помолчал. – Надеюсь, ты не забирался в эти развалины и не рыскал там?
Дэвид, младший из детей, потупился.
– Нет, папа.
Я хочу жить на Марсе!
Оба задумались. Он взглянул на жену. Она была высокая, смуглая, стройная, как ее дочь. Она смотрела на него, и он казался ей молодым. Как старший сын....Они отвернулись от долины. Взявшись за руки, молча пошли по тропинке, покрытой тонким слоем холодной, свежей воды.
В детстве сказка испугала. Было ощущение тоски, безнадежности, предопределенности событий. Сейчас прямо противоположное впечатление. Даже намеренно утрированные детали (в мастерской он строил ракету из подручного материала) воспринимаются по-другому: забавно на фоне перерождения в других существ. Нет ощущения обреченности: жизнь продолжается и будет лучше, интересней.
Они бежали от страшной войны. Они искали мира и покоя для себя и своих детей. Они желали обрести новый дом.
Но какое иное будущее могли дать земляне новой планете, если не повторение истории, случившейся на Земле? Да, прошло бы не так много времени, и на Марсе появились бы миллиарды людей, большие города и всё на свете - как виделось одному из героев книги.
Это уже не был бы Марс.
С землянами пришли бы их страсти и страхи, беды и радости, тревоги и печали. Не все они плохи. Но все они - земные. Кто сказал, что им есть место ЗДЕСЬ?
Земляне неизменно принесли бы на Марс свою ненависть, от которой не суждено убежать, даже пролетев «шестьдесят с лишком миллионов миль».
А с ней на Марс пришла бы и война.
Марс не захотел умирать вместе с землянами.
Наверное, он мог бы сдуть горсточку (пока ещё) пришельцев, как мы сдуваем пепел с ладоней.
Но мудрый древний Марс был милосерден к людям.
Они бежали от войны? Здесь они никогда не захотят её снова начать.
Люди искали мир и покой? Он будет в них.
А новый дом станет РОДНЫМ. По-настоящему.
Люди получат то, за чем пришли. Разве это плохо? Может, так и правильно?..
Одно из самых лучших, а может быть и самое лучшее фантастическое произведение малой формы из прочитанных мной. Рей Брэдбери отличается от своих коллег тем, что подходит к тексту, не как творец, которому известны все входы и выходы, а как мечтательный талантливый подросток. Каждый шаг - открытие. Каждая страница - новая тайна. Мужая, набираясь опыта, узнавая мир с разных сторон, автор непостижимым образом сохранил своего «внутреннего млаьчика» незамутненным. Кажется и сама смерть не знает как к нему подступиться.
«Были они смуглые и золотоглазые» относится к неканоническим «Марсианским хроникам». С одной стороны - этот рассказ является гимном личной свободе, с другой - своего рода искупительным финалом всех бед принесенных на Марс людьми. Однако в основе повествования лежит идея о вечном необоримом круговороте жизни, переходящей из одной формы в другую. В этом весь Брэдбери, неизменно сохраняющий в сердце печали зерно светлой надежды.
Dark They Were, and Golden-eyed
Н. Галь, наследники, 2016
Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2016
* * *
Ракета остывала, обдуваемая ветром с лугов. Щелкнула и распахнулась дверца. Из люка выступили мужчина, женщина и трое детей. Другие пассажиры уже уходили, перешептываясь, по марсианскому лугу, и этот человек остался один со своей семьей.
Волосы его трепетали на ветру, каждая клеточка в теле напряглась, чувство было такое, словно он очутился под колпаком, откуда выкачивают воздух. Жена стояла на шаг впереди, и ему казалось – сейчас она улетит, рассеется как дым. И детей – пушинки одуванчика – вот-вот разнесет ветрами во все концы Марса.
Дети подняли головы и посмотрели на него – так смотрят люди на солнце, чтоб определить, что за пора настала в их жизни. Лицо его застыло.
– Что-нибудь не так? – спросила жена.
– Идем назад, в ракету.
– Ты хочешь вернуться на Землю?
– Да. Слушай!
Дул ветер, будто хотел развеять их в пыль. Кажется, еще миг – и воздух Марса высосет его душу, как высасывают мозг из кости. Он словно погрузился в какой-то химический состав, в котором растворяется разум и сгорает прошлое.
Они смотрели на невысокие марсианские горы, придавленные тяжестью тысячелетий. Смотрели на древние города, затерянные в лугах, будто хрупкие детские косточки, раскиданные в зыбких озерах трав.
– Выше голову, Гарри! – сказала жена. – Отступать поздно. Мы пролетели шестьдесят с лишком миллионов миль.
Светловолосые дети громко закричали, словно бросая вызов высокому марсианскому небу. Но отклика не было, только быстрый ветер свистел в жесткой траве.
Похолодевшими руками человек подхватил чемоданы.
Он сказал это так, будто стоял на берегу и надо было войти в море и утонуть.
Они вступили в город.
Его звали Гарри Битеринг, жену – Кора, детей – Дэн, Лора и Дэвид. Они построили себе маленький белый домик, где приятно было утром вкусно позавтракать, но страх не уходил. Непрошеный собеседник, он был третьим, когда муж и жена шептались за полночь в постели и просыпались на рассвете.
– У меня знаешь какое чувство? – говорил Гарри. – Будто я крупинка соли и меня бросили в горную речку. Мы здесь чужие. Мы – с Земли. А это Марс. Он создан для марсиан. Ради всего святого, Кора, давай купим билеты и вернемся домой!
Но жена только головой качала:
– Рано или поздно Земле не миновать атомной бомбы. А здесь мы уцелеем.
– Уцелеем, но сойдем с ума!
«Тик-так, семь утра, вставать пора!» – пел будильник.
И они вставали.
Какое-то смутное чувство заставляло Битеринга каждое утро осматривать и проверять все вокруг, даже теплую почву и ярко-красные герани в горшках, он словно ждал – вдруг случится неладное?! В шесть утра ракета с Земли доставляла свеженькую, с пылу с жару, газету. За завтраком Гарри просматривал ее. Он старался быть общительным.
– Сейчас все – как было в пору заселения новых земель, – бодро рассуждал он. – Вот увидите, через десять лет на Марсе будет миллион землян. И большие города будут, и все на свете! А говорили, ничего у нас не выйдет. Говорили, марсиане не простят нам вторжения. Да где ж тут марсиане? Мы не встретили ни души. Пустые города нашли, это да, но там никто не живет. Верно я говорю?
Дом захлестнуло бурным порывом ветра. Когда перестали дребезжать оконные стекла, Битеринг с трудом сглотнул и обвел взглядом детей.
– Не знаю, – сказал Дэвид, – может, кругом и есть марсиане, да мы их не видим. Ночью я их вроде слышу иногда. Ветер слышу. Песок стучит в окно. Я иногда пугаюсь. И потом, в горах еще целы города, там когда-то жили марсиане. И знаешь, папа, в этих городах вроде что-то прячется, кто-то ходит. Может, марсианам не нравится, что мы сюда заявились? Может, они хотят нам отомстить?
– Чепуха! – Битеринг поглядел в окно. – Мы народ порядочный, не свиньи какие-нибудь. – Он посмотрел на детей. – В каждом вымершем городе водятся привидения. То бишь воспоминания. – Теперь он неотрывно смотрел вдаль, на горы. – Глядишь на лестницу и думаешь: а как по ней ходили марсиане, какие они были с виду? Глядишь на марсианские картины и думаешь: а на что был похож художник? И воображаешь себе этакий маленький призрак, воспоминание. Вполне естественно. Это все фантазия. – Он помолчал. – Надеюсь, ты не забирался в эти развалины и не рыскал там?
Дэвид, младший из детей, потупился.
– Нет, папа.
– А все-таки что-нибудь да случится, – сказал Дэвид. – Вот увидишь!
* * *
Это случилось в тот же день. Лора шла по улице неверными шагами, вся в слезах. Как слепая, шатаясь, взбежала на крыльцо.
– Мама, папа… на Земле война! – Она громко всхлипнула. – Только что был радиосигнал. На Нью-Йорк сброшены атомные бомбы! Все межпланетные ракеты взорвались. На Марс никогда больше не прилетят ракеты, никогда!
– Ох, Гарри! – Миссис Битеринг пошатнулась, ухватилась за мужа и дочь.
– Это верно, Лора? – тихо спросил Битеринг.
– Мы пропадем на Марсе, никогда нам отсюда не выбраться!
И долго никто не говорил ни слова, только шумел предвечерний ветер.
«Одни, – думал Битеринг. – Нас тут всего-то жалкая тысяча. И нет возврата. Нет возврата. Нет». Его бросило в жар от страха, он обливался потом, лоб, ладони, все тело стало влажное. Ему хотелось ударить Лору, закричать: «Неправда, ты лжешь! Ракеты вернутся!» Но он обнял дочь, погладил по голове и сказал:
– Когда-нибудь ракеты все-таки прорвутся к нам.
– Что ж теперь будет, отец?
– Будем делать свое дело. Возделывать поля, растить детей. Ждать. Жизнь должна идти своим чередом, а там война кончится, и опять прилетят ракеты.
На крыльцо поднялись Дэн и Дэвид.
– Мальчики, – начал отец, глядя поверх их голов, – мне надо вам кое-что сказать.
– Мы уже знаем, – сказали сыновья.
Несколько дней после этого Битеринг часами бродил по саду, в одиночку борясь со страхом. Пока ракеты плели свою серебряную паутину меж планетами, он еще мог мириться с Марсом. Он твердил себе: если захочу, завтра же куплю билет и вернусь на Землю.
А теперь серебряные нити порваны, ракеты валяются бесформенной грудой оплавленных металлических каркасов и перепутанной проволоки. Люди Земли покинуты на чужой планете, среди смуглых песков, на пьянящем ветру; их жарко позолотит марсианское лето и уберут в житницы марсианские зимы. Что станется с ним и с его близкими? Марс только и ждал этого часа. Теперь он их пожрет.
Сжимая трясущимися руками заступ, Битеринг опустился на колени возле клумбы. «Работать, – думал он, – работать и забыть обо всем на свете».
Он поднял глаза и посмотрел на горы. Некогда у этих вершин были гордые марсианские имена. Земляне, упавшие с неба, смотрели на марсианские холмы, реки, моря – у всего этого были имена, но для пришельцев все оставалось безымянным. Некогда марсиане возвели города и дали названия городам; восходили на горные вершины и дали названия вершинам; плавали по морям и дали названия морям. Горы рассыпались, моря пересохли, города обратились в развалины. И все же земляне втайне чувствовали себя виноватыми, когда давали новые названия этим древним холмам и долинам.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Брэдбери Рэй
Рэй Брэдбери
Они были смуглые и золотоглазые
Ветер с полей обдувал дымящийся металл ракеты. Глухо щелкнув, открылась дверь. Первым вышел мужчина, потом женщина с тремя детьми, за ними остальные. Все пошли через марсианские луга к недавно построенному поселку, но мужчина с семьей остался один.
Ветер шевелил ему волосы, тело напрягалось, словно еще погруженное в безмерность пустоты. Жена стояла рядом; ее била дрожь. Дети, как маленькие семена, должны были врастать отныне в почву Марса.
Дети смотрели снизу вверх в лицо отца, как смотрят на солнце, чтобы узнать, какая пора жизни пришла. Лицо было холодным, суровым.
Что с тобой? - спросила жена.
Вернемся в ракету.
И на Землю?
Да. Ты слышишь?
Стонущий ветер дул, не переставая. Что, если марсианский воздух высосет у них душу, как мозг из костей? Мужчина чувствовал себя погруженным в какую-то жидкость, могущую растворить его разум и выжечь воспоминания. Он взглянул на холмы, сглаженные неумолимой рукой времени, на развалины города, затерявшиеся в море травы.
Смелее, Гарри, - отозвалась его жена. - Уже слишком поздно. За нами лежит шестьдесят пять миллионов миль, если не больше.
Идем, - произнес он, как человек, стоящий на берегу моря и готовый плыть и утонуть.
Они двинулись к поселку.
Семейство называлось: Гарри Биттеринг, его жена Кора, их дети Дэн, Лора и Дэвид. Они жили в маленьком белом домике, ели вкусную пищу, но неуверенность ни на минуту не покидала их.
Я чувствую себя, - нередко говорил Гарри, - как глыба соли, тающая в горном потоке. Мы не относимся к этому миру. Мы люди Земли. Здесь - Марс. Он предназначен для марсиан. Давай улетим на Землю.
Жена отрицательно качала головой.
Землю могут взорвать бомбой. Тут мы в безопасности.
Каждое утро Гарри проверял все вокруг - теплую печь, горшки с кроваво-красными геранями, - что-то вынуждало его к этому, словно он ожидал: чего-то вдруг не хватит. Утренние газеты еще пахли краской, прямо с Земли, из ракеты, прилетавшей каждое утро в 6 часов. Он развертывал газету перед тарелкой, когда завтракал, и старался говорить оживленно.
Через десять лет нас будет на Марсе миллион или больше. Будут большие города, все! Нас пугали, что нам не удастся. Что марсиане прогонят нас. А разве мы здесь видели марсиан? Ни одного, ни живой души. Правда, мы видели города, но покинутые, в развалинах, не правда ли?
Не знаю, - заметил Дэв, - может быть, марсиане тут есть, но невидимые? Иногда ночью я словно слышу их. Слушаю ветер. Песок стучит в стекла. Я вижу тот город, высоко в горах, где когда-то жили марсиане. И мне кажется, я вижу, как там вокруг что-то шевелится. Как ты думаешь, отец, не рассердились ли на нас марсиане за то, что мы пришли?
Вздор! - Биттеринг взглянул в окно. - Мы безобидные люди. В каждом вымершем городе есть свои призраки. Память... мысли... воспоминания... - Его взгляд снова обратился к холмам. - Вы смотрите на лестницы и думаете: как выглядел марсианин, поднимавшийся по ним? Смотрите на марсианские рисунки и думаете, как выглядел художник? Вы сами себе создаете призраки. Это вполне естественно: воображение... - Ой прервал себя. - Вы опять рылись в развалинах?
Нет, папа. - Дэв пристально разглядывал свои башмаки.
Я чувствую, что-то должно случиться, - прошептал Дэв.
"Что-то" и случилось в тот же день, к вечеру.
Лора бежала с плачем через весь поселок. В слезах она вбежала в дом.
Мама, папа, на Земле беспорядки! - рыдала она. - Сейчас по радио сказали... Все космические ракеты погибли! Ракет на Марс больше не будет, никогда!
О Гарри! - Кора обняла мужа и дочь.
Ты уверена, Лора? - тихо спросил отец.
Лора плакала. Долгое время слышался только пронзительный свист ветра.
"Мы остались одни", - подумал Биттеринг. Его охватила пустота, захотелось ударить Лору, крикнуть: неправда, ракеты прилетят! Но вместо этого он погладил головку дочери, прижал к груди, сказал:
Это невозможно, они прилетят наверное.
Да, но когда, через, сколько лет? Что теперь будет?
Мы будем работать, конечно. Трудиться и ждать. Пока не прилетят ракеты.
В последние дни Биттеринг часто бродил по саду, одинокий, ошеломленный. Пока ракеты ткали в пространстве свою серебряную сеть, он соглашался примириться с жизнью на Марсе. Ибо каждую минуту он мог сказать себе: "Завтра, если я хочу, я вернусь на Землю". Но сейчас сеть исчезла. Люди остались лицом к лицу с необъятностью Марса, опаляемые зноем марсианского лета, укрытые в домах марсианской зимой. Что станется с ним, с остальными?
Он присел на корточки возле грядки; маленькие грабельки в руках у него дрожали. "Работать, - думал он. - Работать и забыть". Из сада он видел марсианские горы. Думал о гордых древних именах, которые носили вершины. Несмотря на эти имена, люди, спустившиеся с неба, сочли марсианские реки, горы и моря безыменными. Когда-то марсиане строили города и называли их; покоряли вершины и называли их; пересекали моря и называли их. Горы выветрились, моря высохли, города стояли в развалинах. И люди с каким-то чувством скрытой вины давали древним городам и долинам новые имена. Ну что ж, человек живет символами. Имена были даны.
Биттеринг был весь в поту. Огляделся и никого не увидел. Тогда он снял пиджак, потом галстук. Он аккуратно повесил их на ветку персикового дерева, привезенного из дому, с Земли.
Он вернулся к своей философии имен и гор. Люди изменили их названия. Горы и долины, реки и моря носили имена земных вождей, ученых и государственных деятелей: Вашингтона, Линкольна, Эйнштейна. Это нехорошо. Старые американские колонисты поступили умнее, оставив древние индейские имена: Висконсин, Юта, Миннесота, Огайо, Айдахо, Милуоки, Оссео. Древние имена с древним смыслом. Задумчиво вглядываясь в далекие вершины, он размышлял: вымершие марсиане, может быть, вы там?..
Подул ветер, стряхнул дождь персиковых лепестков, Биттеринг протянул смуглую, загорелую руку, тихо вскрикнул. Прикоснулся к цветам, поднял несколько цветов с земли. Шевелил их на ладони, гладил, шевелил снова. Наконец окликнул жену:
Она появилась в окне. Он подбежал к ней.
Кора! Эти цветы... Видишь? Они другие! Не такие! Это не цветы персика!
Не вижу разницы, - ответила она.
Не видишь? Но они другие! Я не могу этого определить. Может быть, лишний лепесток, может быть, форма, цвет, запах...
В течение целого ряда лет кошки были центром нашей вселенной. Это получилось легко, будто бы само собой.
Первым появился роскошный аристократ в черном фраке с белой манишкой и в таких же белоснежных штиблетах. Звали его Барсик. Его я помню слабо, вероятно потому, что фокус восприятия был сбит на менее одушевленные предметы. Он плохо кончил. Любил гулять в подвале, из которого однажды так и не смог выбраться. «Его отравили», - так мне сказали. У меня до сих пор перед глазами возникает черно-белая картинка с желтизной как в старых фильмах. Зеленая решетка из прутьев арматуры. Крутые металлические ступеньки, внизу со скрипом качается тусклая лампочка, виден блин алюминиевой миски, и он. Он лежит, вытянувшись, отставив в сторону пышный хвост, не утратив аристократическое достоинство даже после смерти.
Прошло некоторое время, и в рукаве пальто нам принесли пищащий серый комочек – слепого котенка трех дней от роду. Первое время мы кормили его как маленького ребеночка - теплым молоком из пипетки. Котенок окреп и превратился в симпатичную кошечку. Ее назвали Варварой. Шерсть ее была настолько серой, что казалась светло-синей. И поэтому, когда нас спрашивали о породе нашей кошки, мы всегда гордо отвечали, что это русская голубая. Шел 1989 год и тогда «голубой» означал только цвет, другие русские этой породы вошли в моду через 10 лет.
Варьку подарили моей сестренке на день рождения. Предполагалось, что с помощью этого пушистого комочка она обретет ответственность и научится убираться, вытирать пыль, стирать белье и т.д. и т.п. Однако все пошло несколько не так, как мы рассчитывали.
Все началось с купания. К тому времен Варя была уже большая, и ее можно было купать неподготовленному для этого человеку. Представьте себе, что человек не имеет опыта общения с купающимися кошками и набирает воду в ванну. Я спокоен, потому что в ванной много места, и если кошка начнет играть, то вытирать пол не придется. Следовательно, нудные тетки из парикмахерской останутся на своих рабочих местах и не будут грозно жужжать над ухом. О, вода уже готова, клиента несут, крепко обхватив с боков и прижав к себе. Кошка спокойна абсолютно – она никогда не видела воды.
Проходя мимо ванной комнаты, я машинально заглянул внутрь и остолбенел. Ванна была полна до краев чуть дымящейся водой. Кошка уже летит туда. У нее большие удивленные глаза, ненапряженное тело и хвост трубой. В следующее мгновение я увидел, как животное топориком идет ко дну, пуская пузыри, в той же позе, как и во время короткого полета.
Потом на нас обрушился гнев богини Бубастис. Вода в ванне как будто закипела, оттуда выскочило всклокоченное чудовище, взобралось по нам, глубоко запуская внутрь когти, и исчезло.
После такой подставы кошка объявила нам войну. Краткие моменты перемирия наступали во время приемов пищи, а все остальное время мы пытались спасти от нее многочисленные предметы домашнего обихода. В активе у кошки были звездочки за прогрызенные провода от наушников, только что поглаженное белье, где (исключительно для красоты и пикантности) оставлялись отпечатки грязных лап, а также вонючие мимоунитазные бомбардировки. Протянутую для поглаживания руку, Варька притягивала к себе обеими лапами и проверяла на вшивость – кусала и била задними лапами. Только после этого можно было добиться от нее близости и получить в награду тракторное урчание.
Потом мы конечно помирились, но об этом - в следующий раз.
