Юнкерские училища Российской империи (не путать с Военными училищами).

Юнкер Елисаветградского училища с матерью.
Такой вот нетипичный типичный юнкер - курсант Юнкерского училища - не мальчишка, из уже послуживших в войсках...



Юнкера Казанского юнкерского пехотного училища (до 1909 г.).

Юнкерские училища предназначались для получения военного образования юнкерами (юнкер - не только учащийся Военного или Юнкерского училища Российской империи, но и чин /звание в Российской имп. армии - М.К. ) и унтер-офицерами из вольноопределяющихся перед производством их в офицеры. Первоначально такие училища создавали при корпусных штабах, они не имели единой организации. К началу 1863 г. существовали училища при 4-м армейском корпусе в Воронеже, при 2-м армейском корпусе (Училище войск Царства Польского) и в Финляндии (Училище войск, в Финляндии расположенных). Училища при 1-м и 3-м армейских корпусах были закрыты в июле 1863 г. в связи с переездом штаба корпуса из Воронежа в Курск закрыто и училище при 4-м корпусе.
Как новый тип военно-учебного заведения юнкерские училища появились в 1864 г. По проекту, утвержденному 14 июля, их штат определен в 200 человек (рота). Юнкерские училища создавались при окружных штабах. Они именовались пехотными или кавалерийскими и по городу нахождения. В конце 1864 г. открылись Виленское и Московское юнкерские училища. В 1865 г. организованы Гельсингфорское (на 100 юнкеров), Варшавское, Киевское, Одесское, Чугуевское, Рижское училища (на 200 юнкеров каждое), а также Тверское и Елисаветградское кавалерийские (на 60 и 90 юнкеров соответственно), а в 1866 г. — Казанское и Тифлисское (на 200 юнкеров каждое). В 1867 г. образовано Оренбургское училище на 200 человек (в том числе 120 казачьих урядников Оренбургского, Уральского, Сибирского и Семиреченского казачьих войск).
В 1868 г. штат Тверского училища увеличен до 90 юнкеров, Елисаветградского — до 150, а Гельсингфорсского уменьшен до 90. В 1869 г. штаты Варшавского, Московского, Казанского, Киевского и Чугуевского училищ увеличены до 300 человек, а также открыты два новых училища: Петербургское пехотное на 200 юнкеров и Новочеркасское урядничье казачье на 120 урядников Донского и Астраханского казачьих войск. В 1870 г. к ним добавилось Ставропольское училище на 30 юнкеров и 90 урядников Кубанского и Терского казачьих войск.

Таким образом, сеть юнкерских училищ создана очень быстро. Если к концу 1868 г. было 13 училищ на 2130 человек, то к началу 1871 г. — 16 училищ на 2670 пехотных, 270 кавалерийских и 405 казачьих мест (11 пехотных на 2590 человек, 2 кавалерийских на 240, 2 смешанных на 320,1 казачье на 120, а также 2 казачьих отдела на 75 человек при Варшавском и Виленском училищах). В 1872 г. открылось Иркутское юнкерское училище на 60 урядников и 30 пехотных юнкеров. В 1878 г. Ставропольское и Оренбургское училища преобразованы в казачьи (с 1876 г. казачий отдел был также в Елисаветградском училище); казачьи войска имели теперь в общей сложности 655 вакансий в юнкерских училищах вместо 330 в 1871 г. Гельсингфорсское училище в 1879 г. было закрыто, и к 1880 г. осталось 16 училищ с общим штатом 4500 человек, из которых:
· 3380 мест приходилось на пехоту (Московское, Чугуевское, Киевское, Одесское и Казанское училища — по 400 человек, Варшавское — 350, Виленское и Тифлисское — по 300, Петербургское и Рижское — по 200 и отдел в Иркутском училище на 30 юнкеров);
· 450 мест — на кавалерию (Тверское — на 150 и Елисаветградское — на 300) и
· 670 мест — на казачьи войска (Новочеркасское и Ставропольское — по 120, Оренбургское — на 250, отдел в Иркутском училище — на 60 и отделы в Варшавском, Виленском и Елисаветградском училищах — всего на 120 урядников).
В юнкерские училища принимали окончивших военные гимназии или соответствующие гражданские учебные заведения, а также вольноопределяющихся; с 1869 г. могли поступать также унтер-офицеры, призванные по набору. Вольноопределяющиеся в принципе не были обязаны поступать в училище, но стать офицерами могли только после выпускного экзамена за училище или окончания курса. В противном случае они приравнивались по сроку выслуги к унтер-офицерам, призванным по рекрутскому набору. Для поступления в училище им надо было прослужить в унтер-офицерском звании 3 месяца, получить одобрение начальства и выдержать вступительный экзамен по пяти общеобразовательным предметам (окончившие шесть классов гимназии сдавали экзамен только по русскому языку и должны были получить не ниже 7 баллов).
Курс состоял из двух классов: младшего общего и старшего специального. Объем и содержание специального образования диктовались знаниями, навыками, необходимыми для командования батальоном. По окончании курса юнкера возвращались в свой полк и производились в офицеры по удостоению начальства. При этом выпущенные по 1-му разряду производились после лагерного сбора по представлению начальства независимо от наличия в полку вакан*сий, а выпущенные по 2-му разряду — только на вакансии. Программа юнкерских училищ в начале 80-х гг. менялась, но незначительно. Их выпуск в 1866—1879 гг. колебался от 270 до 2836 человек и всего составил 16 731 человек.
Юнкерские училища к 80-м гг. XIX в. в основном удовлетворили потребность армии в офицерских кадрах, и стало возможным повысить требования к их образовательной подготовке С развитием сети юнкерских училищ производство в офицеры лиц, не прошедших курса обучения, было прекращено, но большую часть офицеров давали именно юнкерские училища. Теперь ставилась задача дать образование возможно большему числу офицеров на уровне военных училищ. С Одновременно в 1886—1888 гг. при юнкерских училищах открыты отделения с военно-училищным курсом (для выпускников гражданских средних учебных заведений). С 1888 г. военно-училищный курс введен в Московском юнкерском училище и на отделениях Киевского и Елисаветградского училищ. В 1887—1894 гг. эти курсы юнкерских училищ дали 1680 офицеров, а в 1895—1900 гг. — еще 1800. В результате с 90-х гг. выпускники военных училищ и военно-училищных курсов юнкерских училищ стали преобладать в общем числе выпускников.
В общей сложности юнкерские училища (в том числе и с военно-училищным курсом) выпустили с 1865 по 1880 г. 17 538 офицеров, а с 1881 по 1900 г.—25 766.
Комплектование юнкерских училищ осуществлялось за счет лиц, получивших неполное среднее образование (прогимназии, городские училища и др.) или окончивших 6-й класс гимназий и равных им учебных заведений (т.е. имеющих права вольноопределяющихся 1-го разряда по образованию). Последние поступали вне конкурса, получив по единственному экзамену — русскому языку оценку не ниже 7 баллов. Большинство обучавшихся в юнкерских училищах оканчивало курс по 2-му разряду. Например, в 1888 г. Казанское училище по 1-му разряду окончили 8, а по 2-му разряду — 22 человека, Тверское — соответственно 12 и 40, Киевское — 12 и 119, Иркутское — 4 и 32, Петербургское — 24 и 70, Одесское — 23 и 88, Виленское — 11 и 68, Тифлисское — 18 и 76, Елисаветградское — 20 и 75.
С переводом юнкерских училищ на военно-училищный курс они стали постепенно преобразовываться в военные училища. В начале XX в. после такого преобразования Московского, Киевского и Елисаветградского кавалерийского оставалось 10 юнкерских училищ: 7 пехотных (Петербургское, Виленское, Казанское, Одесское, Чугуевское, Иркутское и Тифлисское), 1 кавалерийское (Тверское) и 2 казачьих (Новочеркасское и Оренбургское). Но и эти училища с 1903 г. перешли на 3-летний срок обучения со значительным увеличением объема программ как общеобразовательных, так и военных предметов (на первые теперь отводилось 36 часов в неделю, на вторые — 45). Изменились и правила выпуска: теперь выпускники делились на три разряда. Для окончания по 1-му разряду надо было иметь средний балл не менее 10, по военным предметам — не менее 7 и по строевой службе — не менее 9; по 2-му разряду — общий балл не менее 7 и равные 1-му разряду показатели по военным предметам и строевой службе; по 3-му разряду выпускались все остальные, но получившие на экзаменах положительную оценку (не менее 6 баллов). Выпускникам 1-го и 2-го разрядов присваивали звание подпоручика, а 3-го (как и из военных училищ) — унтер-офицера с правом производства в офицеры на вакансии, но не ранее года службы.
Сословный состав юнкерских училищ очень сильно отличался от состава военных училищ и тем более кадетских корпусов: из-за разницы в источниках комплектования потомственных дворян в этих училищах было менее 20%. Даже вместе с детьми личных дворян, офицеров и чиновников их было чуть больше половины в 80-х гг. и менее 40% в начале XX в., тогда как крестьяне, мещане и казаки составляли от четверти в 80-х гг. до почти половины в начале XX в.
В 1911 г. все юнкерские училища были преобразованы в военные и как тип военно-учебных заведений перестали существовать.

В период с 1865 до 2000 года (ограничимся пока концом XX века в данном несколько специфическом исследовании) в Риге функционировали более десятка средних, высших и академических военных учебных заведений - что мы знаем о них, их преподавателях и курсантах, об их зданиях, казармах и прочих элементах быта?

Начнём с Рижского пехотного юнкерского училища (1865 - 1886 гг.).

В рамках проводимой военным министром Российской Империи Дм. Милютиным военной реформы (проводились в то же время, что и прочие преобразования при императоре Александре II) в 60-е годы XIX века в каждом военном округе или значительной составной части Империи открывались военные училища, называвшиеся юнкерскими. Поэтому в дополнение к ранее уже существовавшим училищам при 4-м армейском корпусе в Воронеже, при 2-м армейском корпусе (Училище войск Царства Польского) и в Финляндии (Училище войск, в Финляндии расположенных) в конце 1864 г. открылись Виленское и Московское юнкерские училища. В 1865 г. организованы Гельсингфорское (на 100 юнкеров), Варшавское, Киевское, Одесское, Чугуевское, Рижское училища (на 200 юнкеров каждое), а также Тверское и Елисаветградское кавалерийские (на 60 и 90 юнкеров соответственно), а в 1866 г. — Казанское и Тифлисское (на 200 юнкеров каждое). В 1867 г. образовано Оренбургское училище на 200 человек (в том числе 120 казачьих урядников Оренбургского, Уральского, Сибирского и Семиреченского казачьих войск).

В 1868 г. штат Тверского училища увеличен до 90 юнкеров, Елисаветградского — до 150, а Гельсингфорсского уменьшен до 90. В 1869 г. штаты Варшавского, Московского, Казанского, Киевского и Чугуевского училищ увеличены до 300 человек, а также открыты два новых училища: Петербургское пехотное на 200 юнкеров и Новочеркасское урядничье казачье на 120 урядников Донского и Астраханского казачьих войск. В 1870 г. к ним добавилось Ставропольское училище на 30 юнкеров и 90 урядников Кубанского и Терского казачьих войск. Таким образом, сеть юнкерских училищ создана очень быстро. Если к концу 1868 г. было 13 училищ на 2130 человек, то к началу 1871 г. — 16 училищ на 2670 пехотных, 270 кавалерийских и 405 казачьих мест (11 пехотных на 2590 человек, 2 кавалерийских на 240, 2 смешанных на 320,1 казачье на 120, а также 2 казачьих отдела на 75 человек при Варшавском и Виленском училищах). В 1872 г. открылось Иркутское юнкерское училище на 60 урядников и 30 пехотных юнкеров. В 1878 г. Ставропольское и Оренбургское училища преобразованы в казачьи (с 1876 г. казачий отдел был также в Елисаветградском училище); казачьи войска имели теперь в общей сложности 655 вакансий в юнкерских училищах вместо 330 в 1871 г. Гельсингфорсское училище в 1879 г. было закрыто, и к 1880 г. осталось 16 училищ с общим штатом 4500 человек.

В юнкерские училища принимали окончивших военные прогимназии или соответствующие гражданские учебные заведения, а также вольноопределяющихся; с 1869 г. могли поступать также унтер-офицеры, призванные по набору. Курс состоял из двух классов: младшего общего и старшего специального. Объем и содержание специального образования диктовались знаниями, навыками, необходимыми для командования батальоном. По окончании курса юнкера возвращались в свой полк и производились в офицеры по удостоению начальства. При этом выпущенные по 1-му разряду производились после лагерного сбора по представлению начальства независимо от наличия в полку вакан-сий, а выпущенные по 2-му разряду — только на вакансии. Программа юнкерских училищ в начале 80-х гг. менялась, но незначительно. Их выпуск в 1866—1879 гг. колебался от 270 до 2836 человек и всего составил 16 731 человек.

Юнкерские училища к 80-м гг. XIX в. в основном удовлетворили потребность армии в офицерских кадрах, и стало возможным повысить требования к их образовательной подготовке, которая была признана недостаточной. С развитием сети юнкерских училищ производство в офицеры лиц, не прошедших курса обучения, было прекращено, но большую часть офицеров давали именно юнкерские училища. Теперь ставилась задача дать образование возможно большему числу офицеров на уровне военных училищ. С этой целью в 1886 г. решено сократить общий штат юнкерских училищ с 4500 до 2800, но реально сократили до 3620 человек (были закрыты Рижское и Варшавское училища). С тех пор будущие армейские офицеры из Прибалтийского края имели возможность поступать в Виленское пехотное юнкерское училище (с 1910 г. - Виленское военное училище), куда обычно и поступали будущие латвийские военачальники, а также в географически близкие военные училища Санкт-Петербурга и Москвы.

В чём состояла разница между юнкерскими и военными училищами?
Первые военные училища появились в 1863 году, когда старшие (специальные) классы кадетских корпусов (кроме Пажеского, Финляндского, Оренбургского и Сибирского) были сведены в три военных училища, получивших названия: первое - Павловское, второе - Константиновское и третье - Александровское. В 1865 году на базе Николаевского училища гвардейских юнкеров образовали Николаевское кавалерийское училище (на 200 юнкеров), в связи с чем с 1866 года выпуск в кавалерию из других училищ прекратили.

В 1880‑х годах соотношение выпускавшихся из военных и юнкерских училищ было 26 и 74 %. В общем числе оканчивавших юнкерские училища те, кто имел I разряд, составляли весьма незначительный процент, а большинство тех, кто получал II разряд, долгие годы ожидали в звании подпрапорщика производства в офицеры на вакансии в своей части, достигая чина прапорщика (впоследствии подпоручика) тогда, когда их сверстники из военных училищ успевали уйти далеко вперед по карьерной лестнице. Если своей служебной подготовкой и знанием быта нижних чинов выпускавшиеся из юнкерских училищ подпрапорщики большей частью и превосходили офицеров, окончивших курс военных училищ, то по своему общему образованию и теоретической военной подготовке они значительно им уступали, вследствие чего в пехотных и кавалерийских войсках состав офицеров был неоднородным — среди них можно выделить окончивших военные и окончивших юнкерские училища. Последних назначали на ответственные должности командиров отдельных частей сравнительно редко, они обычно заканчивали свою карьеру в чине подполковника.

Можно сказать, что расположенные в главных военных городах Российской Империи военные училища с давних времён (начиная в частности со Школы Пушкарского приказа, Шляхетского кадетского корпуса, Пажеского корпуса, Тульского Александровского дворянского училища и Школы гвардейских прапорщиков) готовили офицерскую элиту, а юнкерские училища призваны были массово подготовить достаточное число строевых офицеров для стремительно разраставшейся армии, которая переводилась на новую систему комплектования - вместо многолетней службы сравнительно немногочисленных рекрутов армии всех ведущих государств Европы переходили на комплектование по призыву, со службой максимально возможного числа представителей каждого года рождения в течение ограниченного времени, благодаря чему создавался мобилизационный резерв армии из военнобученных и прошедших службу по призыву солдат и офицеров.

Из выпускников Рижского пехотного юнкерского училища интересен и показателен жизненный путь сына латышского крестьянина И.И. Крастыня:

КРАСТЫНЬ Иван Иванович (1863 - после 1915).
Командующий 97-м пехотным Лифляндским полком в 1914 - 1915 годах.
Родился 3 декабря 1863 года. Из крестьян Лифляндской Губернии. Лютеранского вероисповедания.

Получив общее домашнее образование, 27 мая 1883 года поступил на военную службу рядовым на правах вольноопределяющегося 3-го разряда в 97-й пехотный Лифляндский полк. 13 августа 1883 года командирован в Рижское пехотное юнкерское училище. 3 сентября прибыл в училище и был зачислен в младший класс. 22 июля 1884 года переведён в старший класс. 18 декабря 1884 года произведён в унтер-офицеры. 2 августа 1885 года после окончания курса училища по 1-му разряду произведён в подпрапорщики.

5 августа прибыл в Динабург в свой полк. 27 июля 1886 года произведён в подпоручики (старшинство 1 сентября 1885 года). 15 января 1888 года назначен исполняющим должность батальонного адъютанта (17 августа утверждён в должности). 2 марта 1890 года произведён в поручики (старшинство 1 сентября 1889 года). 7 сентября 1890 года назначен заведующим оружием и исполняющим должность полкового квартирмейстера (25 сентября утверждён в должности). С 28 ноября 1893 года по 1 января 1894 года находился в командировке в Ораниенбауме в Офицерской стрелковой школе. 20 февраля 1894 года награждён орденом Св. Станислава 3-й степени. Был так же награждён медалями - серебряной в память Царствования Императора Александра III (17 марта 1896 года) и за труды по переписи населения (7 июля 1897 года). 15 апреля 1897 года был произведён в штабс-капитаны (старшинство 15 марта 1897 года). 27 августа 1897 года назначен командующим нестроевой ротой полка (12 декабря утверждён в должности). Награждался призами за отличную стрельбу 9 августа 1899 года и 11 августа 1900 года. 8 июня 1900 года назначен командиром строевой роты. 22 октября 1900 года был произведён в капитаны (старшинство 6 мая 1900 года). 24 октября 1904 года назначен исполняющим должность смотрителя 63-го Полевого подвижного госпиталя. 5 ноября принял 1904 года госпиталь и 18 ноября в составе госпиталя направился на Дальний Восток. В боевых действиях участия не принимал. За труды и отлично-усердную службу был награждён орденами Св. Анны 3-й степени (2 июня 1905 года), Св. Станислава 2-й степени (10 октября 1905 года представлен, 13 апреля 1906 года утверждено пожалование) и тёмно-бронзовой медалью в память войны с Японией (21 января 1906 года). 15 мая 1906 года по расформировании госпиталя откомандирован обратно в полк. 15 мая 1906 кода назначен командиром 11-й роты, 20 июня - исполняющим должность заведующего хозяйством, 23 июля - командира 4-й роты, 10 ноября - командира 15-й роты. С 10 октября 1907 года по 8 февраля 1908 года был командирован в составе полка в Виндаву Курляндской Губернии для усмирения Прибалтийского Края. 8 апреля 1909 года назначен командиром 3-й роты. 24 апреля 1909 года за отличие по службе произведён в подполковники (старшинство 11 апреля 1909 года). С 4 по 14 октября 1909 года согласно секретного предписания начальника 25-й Пехотной дивизии находился в командировке в городе Могилёве.

В 1914 году был произведён в полковники. В этом чине выступил в составе полка на Великую войну. В августе 1914 года отличился в первых же боях в Восточной Пруссии (Гумбиненское сражение). За отличие в делах против неприятеля в Восточной Пруссии был награждён орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом (ноябрь 1914 года). Осенью 1914 года был назначен временно командующим полком. В январе 1915 года отличился с полком в многодневных боях за деревню Гумин, за что был награждён Георгиевским оружием (8 октября 1915 года). К лету 1915 года командовал 1-м батальоном полка в Польше. Осенью 1915 года был назначен командиром 443-го пехотного Сосниского полка. (РГВИА, фонд 409, опись 1, д. 2430).

Если объективно рассмотреть положение армии к моменту гибели Российской Империи, то легко вырисовывается печальная картина. Существует миф о офицерах царской армии. Это несколько удивит, но создан он, на мой взгляд, в первую очередь советской пропагандой.

В пылу классовой борьбы «господ офицеров» изображали богатыми, холёными и, как правило, опасными врагами, антиподами Рабоче-Крестьянской Красной Армии вообще и её командному составу в частности. Особенно ярко это проявилось в х/ф «Чапаев», где вместо имевшихся у Колчака достаточно плохо одетых и обученных войск Чапаеву противостоять «каппелевцы» в чистой чёрно-белой форме, наступающие в «психической» атаке красивым строем. Соответственно высокому достатку предполагалась и обученность, как следствие – высокий уровень подготовки и умений. Всё это подхватили и развили любители «России которую мы потеряли» и Белого дела. Несмотря на то, что среди них есть, безусловно, талантливые историки и просто любители военной истории зачастую восхваление офицерства доходило до абсурда.

На деле же положение с боевой подготовкой офицеров было изначально печально. И не последнюю роль в этом играло достаточно тяжёлое материальное положение офицеров. Грубо говоря, лучшие ученики гимназий просто не хотели «тянуть лямку» на службе офицера, когда перед ними открывались куда более простые и выгодные перспективы карьеры на гражданском поприще. Не случайно будущий Маршал Советского Союза, а в начале XX века – юнкер Борис Михайлович Шапошников в своих воспоминаниях писал:

«Моим тогдашним сотоварищам, конечно, было трудно понять мое решение идти в военное училище. Дело в том, что я окончил реальное училище, как уже отмечал выше, со средним баллом 4,3. С таким баллом обычно шли в высшие технические учебные заведения. В военные же училища, по общему представлению, шла слабая по теоретической подготовке молодежь. На пороге XX века такое мнение о командном составе армии было довольно распространено».

Сам же Борис Михайлович пошёл в армию так как «Жили мои родители очень экономно, потому что начала учиться в Челябинске в женской прогимназии и моя младшая сестра Юлия. Мне приходилось не раз задумываться над вопросами: как бы облегчить родным жизнь? Не раз приходила в голову мысль: «А не уйти ли на военную службу?» Среднее образование позволило бы поступить непосредственно в военное училище. О том, чтобы за счет родителей пять лет учиться в высшем техническом заведении, даже мечтать не приходилось. Поэтому я уже, пока про себя, твердо решил пойти по военной линии».

Вопреки штампу о офицерах, как дворянах-помещиках на самом деле офицеры в конце эпохи Романовых хоть и происходили, как правило, из дворян, но по материальному положению были близко к разночинцам.

«Наличие земельной собственности даже среди генералитета и, как ни странно, гвардии было явлением далеко не частым. Обратимся к цифрам. Из 37 командиров корпусов (36 армейских и одного гвардейского) данные относительно земельной собственности имеются о 36. Из них таковая была у пяти. Наиболее крупным помещиком был командир гвардейского корпуса ген. В.М. Безобразов, владевший имением в 6 тысяч десятин и золотыми приисками в Сибири. Из остальных четырех у одного размер имения не указан, а у каждого из трех составляло около одной тысячи десятин. Таким образом, у самой высшей командной категории, имевшей чин генерала, земельная собственность была лишь у 13,9%.

Из 70 начальников пехотных дивизий (67 армейских и 3 гвардейских), а также 17 кавалерийских (15 армейских и двух гвардейских), т. е. 87 человек, данные о собственности отсутствуют у 6 человек. Из остальных 81 она имеется только у пяти (двух гвардейских генералов, являвшихся крупными помещиками, и трех армейских, из которых у двух были имения, а у одного собственный дом). Следовательно, земельная собственность была у 4 человек, или у 4,9%.

Обратимся к командирам полков. Как уже указывалось выше, мы анализируем все гренадерские и стрелковые, и половину пехотных полков, входивших в состав дивизий. Это составляло 164 пехотных полка, или 61,1% их общего числа. Кроме того, рассматриваются 48 кавалерийских (гусарских, уланских и драгунских) полков, входивших в состав 16 кавалерийских дивизий.» Если же сравнить эти цифры с аналогичными для гражданских чиновников тех же классов, то получится следующее: ««Обратимся к списку гражданским чинам первых трех классов. В 1914 г. чинов второго класса было 98 человек, из них владели земельной собственностью 44 человека, что составляло 44,9%; третьего класса – 697 человек, из них владели собственностью 215 человек, что составляло 30,8%.

Сопоставим данные о наличии земельной собственности у военных и гражданских чинов соответствующих классов. Итак, мы имеем: чины второго класса – военные – 13,9%, гражданские – 44,8%; третьего класса – военные – 4,9%, гражданские – 30,8%. Разница колоссальная.»

О материальном положении П.А.Зайончковский пишет: «Итак, офицерский корпус, имевший в своем составе до 80% дворян, состоял из служилого дворянства и по материальному положению ничем не отличался от разночинцев». Цитируя протопресвитора Шавельского тот же автор пишет:

«Офицер был изгоем царской казны. Нельзя указать класса царской России, хуже обеспеченного, чем офицерство. Офицер получал нищенское содержание, не покрывавшее всех его неотложных расходов /.../. В особенности, если был семейным, влачил нищенское существование, недоедал, путаясь в долгах, отказывая себе в самом необходимом.»

Как мы уже видели, земельные владения даже у высшего ком.состава не шли ни в какое сравнение с оным у гражданских чиновников. От части это было следствием того, что содержание чиновников было значительно выше, чем у генералов: «Как говорилось выше, годовое жалованье начальника дивизии равнялось 6000 рублей, а содержание губернатора от 9600 тысяч до 12,6 тысяч рублей в год, т. е. почти вдвое больше.» На «широкую ногу» жили разве что гвардейцы. Генерал Игнатьев красочно, хотя может быть и несколько тенденциозно описывает свою службу в, может быть, самом элитном полку армии Российском Империи – лейб-гвардии Кавалергардском полку. Он отмечает огромную «стоимость» службы в этом полку, которая была связана как с расходами на форму, двух особо дорогих коней и т. д. Впрочем, П.А.Зайончковский считает, что даже это был не самый «дорогой» полк. Таковым он считает лейб-гвардии гусарский полк, при службе в котором в месяц приходилось тратить 500 рублей в месяц – жалование начальника дивизии! Вообще гвардия была некой совершенно отдельной корпорацией, существование которой вносило сильную сумятицу в карьерный рост офицеров.

С одной стороны гвардия комплектовалась за счёт лучших выпускников училищ. Для этого нужно было получить «гвардейский балл» (более 10 из 12). К тому же благодаря системе, при которой выпускники выбирали себе вакансии в порядке средних баллов в гвардию шли лучшие юнкера. С другой стороны вакансии в гвардию имелись только в элитных учебных заведениях. К примеру, в самый элитный Пажеский корпус попасть не дворянину было практически невозможно. Уже четвёртое в полуофициальном списке наиболее престижных училищ Александровское имело всегда минимум гвардейских вакансий и потому Тухачевскому очень повезло в том, что он сумел окончить его лучшим среди юнкеров. Таким образом, уже закрытость училищ, имеющих значительное число вакансий, сильно ограничивало поступление туда неродовитых юнкеров.

Однако это было далеко не последнее препятствие для попадания в гвардию. По негласному, но твёрдо выполняемому и отмечаемому многими исследователями закону: вступление в полк должны одобрить офицеры полка. Эта закрытость, кастовость могла прикрыть дорогу по служебной лестнице любому «вольнодумцу», так как верноподданнические чувства были обязательны для службы в гвардии. Наконец, уже говорилось о «имущественном цензе». Таким образом, в гвардии оказывались в первую очередь богатые, родовитые офицеры. Правда, им нужно было отлично закончить курс училищ, однако большинство столь же, если не более талантливых офицеров даже возможности выйти в гвардейский полк не имели. А ведь гвардия была «кузницей кадров» генералитета царской армии! Более того, продвижение по службе в гвардии было в принципе быстрее и проще. Мало того, что гвардейцы имели преимущество в 2 чина перед армейскими офицерами, там отсутствовал и чин подполковника, что ещё убыстряло рост. Мы уже не говорим о связях и престиже! В итоге большинство генералов было выходцами именно из гвардии, более того, оттуда приходило большинство генералов, не имевших образования Академии Генштаба.

К примеру «в 1914 г. в армии было корпусов армейских – 36, гвардейских – 1. …Обратимся к данным об образовании. Из 37 командиров корпусов высшее военное образование имели 34 человека. Из них Академию Генерального штаба окончили 29 человек, Артиллерийскую академию – 2, инженерную и юридическую – по 1. Таким образом, высшее образование имели 90%. К трем, не имевшим высшего образования, относились командир гвардейского корпуса ген. В.М. Безобразов, 12-го армейского корпуса ген. А.А. Брусилов и 2-го кавказского корпуса ген. Г.Э. Берхман. Из перечисленных командиров корпусов 25 человек в прошлом, а один (ген. Безобразов) в настоящем служили в гвардии.»

Трудно согласиться с автором в том, что это объяснялось исключительно «способностью» гвардейцев. Ведь именно они в первую очередь попадали на высшие должности, не имея образования Академии Генштаба, что сам автор и признаёт: «По «Расписанию» 1914 г. в составе русской армии было 70 пехотных дивизий: 3 гвардейских, 4 гренадерских, 52 пехотных и 11 стрелковых сибирских. Начальниками их были генерал-лейтенанты…По образованию: высшее военное образование имели 51 человек (из них Академию Генерального штаба окончили 46, −41- Военно-инженерную – 4, Артиллерийскую – 1). Таким образом, высшее образование имели 63,2%. Из 70 начальников пехотных дивизий были гвардейцами (в прошлом или в настоящем) 38 человек. Интересно отметить, что из 19 человек, не имевших высшего военного образования, 15 были гвардейскими офицерами. Здесь уже сказывалось гвардейское преимущество.» Как видно, «гвардейское преимущество» сказывается на уровне начдивов. Куда же оно девается при назначении тех же людей на чуть более высокий пост начальника корпуса? Тем более, что по непонятной причине автор ошибся насчёт отсутствия высшего образования у Г.Э.Берхмана, а остальные генералы были как раз выходцами из гвардии. Не имевший высшего образования, зато очень богатый Безобразов так вообще командовал гвардейским корпусом. Таким образом гвардия была «поставщиком» необразованного академически офицерства в высшие армейские эшелоны.

Можно говорить о такой серьёзной проблеме, как отсутствие справедливости в распределении чинов и должностей: более богатые и родовитые офицеры, попав в гвардию имели намного больше шансов сделать карьеру, чем тянувшие лямку и порой более подготовленные (хотя бы из-за менее парадных условий службы) армейские коллеги. Это не могло не сказаться ни на качестве подготовки высшего ком.состава ни на психологическом климате. Известно, что в армии царило разделение на «касты». Как уже говорилось, в особую группу выделялись гвардейцы, имевшие значительные преференции среди всех офицеров. Но нельзя сказать, что внутри гвардии и остальной армии не было трений и различий. Так наиболее образованные офицеры традиционно служили в инженерных войсках и артиллерии. Это отражалось даже в шутках: «красивый служит в кавалерии, умный - в артиллерии, пьяница – во флоте, а дурак – в пехоте». Наименее престижной была, конечно, пехота. А наиболее престижной считалась «аристократическая» кавалерия. Впрочем, и она делилась. Так гусары и уланы смотрели свысока на драгун. Особняком стояла 1-я тяжёлая бригада гвардейской кавалерии: «придворные» Кавалергардский и лейб- гвардии Конный полк, «сражавшиеся» за звание самого элитного полка. В пешей гвардии особенно выделялась т. н. «Петровская бригада» - Преображенский и Семёновский полки. Но, как отмечает Минаков даже тут не было равенства: Преображенский являлся более родовитым. В артиллерии же считалась элитой конная, а вот крепостная традиционно считалась «изгоями», что изрядно «аукнулось» в 1915 году при обороне крепостей. Нельзя конечно сказать, что таких различий не бывает в других армиях, но ничего хорошего в разделении и изоляции друг от друга различных родов войск не было.

Чуть ли не единственной возможностью ускорить карьерный рост для талантливых армейских офицеров было поступление в Николаевскую Академию Генерального Штаба. Отбор туда был весьма тщателен. Для этого нужно было сдать предварительные экзамены, а затем – вступительные. При этом изначально сдавали их лучшие офицеры полков. По данным Шапошникова в год его поступления прошли конкурс 82,6% из сдавших предварительные экзамены. Однако, несмотря на столь тщательный отбор претендентов поступающие имели серьёзные проблемы с общеобразовательными предметами. «1) Очень слабая грамотность, грубые орфографические ошибки. 2) Слабое общее развитие.Плохой стиль. Отсутствие ясности мышления и общая недисциплинированность ума. 3) Крайне слабое знание в области истории, географии. Недостаточное литературное образование» Впрочем нельзя сказать, что это относилось ко всем генштабистам. На примере Б.М.Шапошникова легко видеть, что многие из них не имели и тени выше названных в документе проблем. Тем не менее, нельзя не отметить, что последующие проблемы с образованием в РККА кардинально отличались от аналогичных ещё в царской армии. Образ отлично образованного царского офицера изрядно идеализирован.

Обучение в Академии Генерального Штаба длилось два года. В первый год проходились как военные, так и общеобразовательные предметы, при этом из военных офицеры осваивали дисциплины, относящиеся к боевым действиям частей. Во второй год общеобразовательные предметы заканчивались, а из военных изучались дисциплины, относящиеся к стратегии. Кроме этого каждый день проходили конные занятия в манеже. Как отмечает Шапошников, это было следствием опыта русско-японской войны, когда дивизия в ходе боёв под Яньтайскими копями дивизия Орлова рассеялась, попав в высокий гаолян, когда лошадь начальника штаба понесла и он не смог её остановить, оставив дивизию совершенно обезглавленной, так как командир дивизии был ранен. Возможно, это было уже и излишним для позиционной бойни Первой Мировой, но на критическое замечание самого Бориса Михайловича насчёт архаичности лошади, как способа передвижения по сравнению с вводившимся в Европе автомобилем мы заметим, что русская промышленность просто не обладала возможностью снабдить армию достаточным количеством транспорта. Закупать же за границей его было дорого и достаточно опрометчиво с точки зрения независимости от зарубежных поставок.

Само обучение также имело значительные недостатки. К примеру, многие авторы отмечают слабое внимание к выработке инициативы и вообще практических навыков. Занятия состояли почти исключительно из лекций. На выходе вместо высококлассных штабных работников получались теоретики, далеко не всегда представляющие как действовать реальной обстановке. По словам Игнатьева лишь один преподаватель вообще заострял внимание на воле к победе.

Ещё одной проблемой был огромный расход времени на некоторые совсем устаревшие предметы, как изображение рельефа местности в штрихах. Вообще это искусство было столь запоминающимся предметом, что о нём недобрыми словами пишут многие мемуаристы.
Вопреки известному мифу о увлечении генералитета французской школой Гранмезона, «élan vitale»6, Шапошников свидетельствует о симпатиях к немецким теориям. Правда, он отмечает, что высший генералитет не был знаком с немецкими методами войны.

В общем сильной стороной кадровых офицеров царской армии были боевой дух, готовность к самопожертвованию. И речи не могло быть о безалаберности вроде разговоров о абсолютно секретных вещах в кафе, которые описывает в «Мозге Армии» Шапошников применительно к австрийской армии. Очень много для кадровых военных стоило понятие чести офицера. Молодые офицеры Генштаба после реформ, проведённых Головиным получили в целом неплохое, несмотря на многие недостатки, образование. Особенно важным было то, что тактика немецких войск не была уже для них откровением, как для более старших командующих. Проблема последних была в слабом интересе к саморазвитию, к новшествам как в технике, так и в военном искусстве. Как отмечает А.М.Зайончковский, бедственное положение с подготовкой высшего командного состава отчасти было следствием невнимания Генерального Штаба к проблеме:

«Обращая большое внимание на обучение войск и на усовершенствование младшего командного состава, русский Генеральный штаб совершенно игнорировал подбор и подготовку старшего командного состава: назначение лиц, просидевших всю жизнь после окончания академии на административном кресле, сразу на должность начальника дивизии и командира корпуса было не редкостью.» До русско-японской войны такое положение было особенно рельефно. Доходило до анекдотов: «в 1905–1906 гг. командующий Приамурским военным округом ген. Н.П. Линевич, увидев гаубицу, с удивлением спрашивал: что это за орудие?» Этот же автор отмечает: «Тот же Леневич (правильно Линевич - Н.Б.)не умел как следует читать карты и не понимал, что такое движение поездов по графику. «А среди командиров полков и бригад,- замечает далее Шавельский, - иногда встречались полные невежды в военном деле. Военная наука не пользовалась любовью наших военных». Вторит им и Деникин:

«Японская война, в числе прочих откровений, привела нас к сознанию, что командному составу необходимо учиться. Забвение этого правила и было одной из причин зависимости многих начальников от своих штабов. До войны начальник, начиная с должности командира полка, мог пребывать спокойно с тем «научным» багажом, который был вынесен им когда-то из военного или юнкерского училища; мог не следить вовсе за прогрессом военной науки, и никому в голову не приходило поинтересоваться его познаниями. Какая-либо проверка почиталась бы оскорбительной... Общее состояние части и отчасти только управление ею на маневрах давали критерий к оценке начальника. Последнее, впрочем, весьма относительно: при неизбежной условности маневренных действий и нашем всеобщем благодушии на маневрах можно было делать сколько угодно и безнаказанно самых грубых ошибок; неодобрительный отзыв в описании больших маневров, доходившем до частей через несколько месяцев, терял свою остроту.»

К тому же офицерский корпус высших эшелонов был крайне стар. По возрасту командиры корпусов распределялись следующим образом: от 51 до 55 лет – 9 человек, от 56 до 60 – 20, и от 61 до 65 – 7. Таким образом, свыше 75% командиров корпусов были старше 55 лет. Средний возраст их составлял 57,7 лет. Лишь чуть моложе были командиры дивизий. От 51 до 55 лет – 17, от 56 до 60 – 48 и от 61 до 65 – 5. Таким образом, основная масса начальников пехотных дивизий была старше 55 лет. Средний возраст их составлял 57,0 лет. Правда, начальники кавалерийских дивизий в среднем на 5,4 года были моложе. И это после «чистки», проведённой энергичным военным министром Редигером, впрочем, достаточно быстро лишившемся своего портфеля и заменённым менее твердым Сухомлиновым.За своё достаточно короткое правление аттестационная комиссия, работавшая при его руководстве, были назначены: командующих войсками округов – 6; их помощников – 7; командиров корпусов – 34; комендантов крепостей – 23; начальников пехотных дивизий – 61; начальников кавалерийских дивизий – 18; начальников отдельных бригад (пехотных и кавалерийских) – 87; командиров неотдельных бригад – 140; командиров пехотных полков – 255; командиров отдельных батальонов – 108; командиров кавалерийских полков – 45.

Он же ходатайствовал о увольнении из армии наиболее бездарных полководцев. Но проблемой стал Николай II. Ныне восхваляемый изо всех сил монарх мало заботился о боеспособности армии, куда больше уделяя внимание её форме и лояльности трону. Царь всячески препятствовал снятию угодных ему генералов и финансированию армии в ущерб флоту. Назначение Янушкевича, совершенно не соответствовавшего должности начальника Генерального штаба, к примеру, стало возможным только благодаря протекции Государя. Не меньшая вина лежит и на премьер-министре, так как от него в значительной мере зависило распределение средств бюджета Именно поэтому он защищал от увольнения генералов, проявивших таланты в усмирении восставших, а не на поле боя. Цитируя дневник Поливанова П.А.Зайончковский пишет:

««Получен от е.в. журнал Высшей Аттестационной Комиссии по поводу командиров корпусов; последовало соизволение на увольнение ген. Шутлеворта; против заключения об увольнении ген. Краузе и Новосильцева - высочайшая резолюция «оставить», а против ген. Адлерберга: «я знаю его, он не гений, но честный солдат: в 1905 году отстоял Кронштадт»». Какой крови стоило назначение ничем особенно не отличившегося на полях сражения в Манчжурии, но «героя» подавления революции 1905 года Ренненкампфа командующим армией, вторгавшейся в Восточную Пруссию – общеизвестно.

Правда, нельзя сказать, что положение не пытались выправить. Как пишет тот же Деникин:

«Так или иначе, после японской войны заставили учиться и старший командный состав. Весною 1906 г. впервые появилось по высочайшему повелению распоряжение военного министра: «Командующим войсками установить соответствующие занятия высшего командного состава, начиная с командиров частей до командиров корпусов включительно, направленные к развитию военных познаний». Это новшество вызвало на верхах раздражение: ворчали старики, видя в нем поругание седин и подрыв авторитетов... Но дело пошло понемногу, хотя первое время не без трений и даже курьезов.» Удалось частично привить и интерес к саморазвитию в артиллерийском деле: «Никогда еще, вероятно, военная мысль не работала так интенсивно, как в годы, последовавшие после японской войны. О необходимости реорганизации армии говорили, писали, кричали. Усилилась потребность в самообразовании, и, сообразно с этим, значительно возрос интерес к военной литературе, вызвав появление целого ряда новых органов. Мне представляется, что, не будь урока японской кампании и последовавшего за ним подъема и лихорадочной работы, армия наша не выдержала бы и нескольких месяцев испытания мировой войны...» Однако белый генерал тут же признаёт, что работа шла весьма медленным темпом.

Впрочем, нельзя сказать, что эти меры не сказались на боеспособности армии. А.А.Свечин пишет: «Не меньший прогресс надо отметить и в отношении тактической подготовки войск и в повышении квалификации среднего и низшего командного состава».

Но и этого оказалось недостаточно. Трудно не согласиться с А.М.Зайончковским, давшим очень короткую, но и очень ёмкую характеристику Русской армии перед Первой Мировой Войной: «В общем русская армия выступила на войну с хорошими полками, с посредственными дивизиями и корпусами и с плохими армиями и фронтами, понимая эту оценку в широком смысле подготовки, но не личных качеств.»

Ахиллесовой пятой старой армии было полное отсутствие какой-либо политической подготовки. Офицеры готовы были идти на смерть сами, но они не умели вести за собой. Свечин в своей книге «Искусство вождения полка» указывает на неумение кадровых офицеров общаться с солдатами, понимать их нужды и выстраивать дисциплину, годную не только в мирное время. Надо понимать, что времена фридриховского принципа «солдат должен бояться больше палки унтер-офицера, чем пули противника» давно прошли и удержать солдата на фронте только силой невозможно. Увы, русских офицеров никто просто не учил этому. А учитывая совершенно детские познания в социальных и политических науках нетрудно понять, что офицеры оказались совершенно дезориентированы, столкнувшись с пропагандой социалистических партий. Сказался и отрыв офицеров от солдатской массы. К примеру, Игнатьев отмечает, что мордобой в 1 гвардейской кавалерийской дивизии не применялся исключительно в силу гвардейской традиции. Вполне нормальным явлением считался и так называемый «цуг», сходный по смыслу с современной дедовщиной. Всё это не было заметно значительную часть войны, но развал дисциплины, а как следствие и всей армии в 1917 году отлично показал, к чему может привести невнимание к моральному климату внутри армейского коллектива.

Начало мировой войны полностью перевернуло систему подготовки офицеров. Если до этого они готовились по вполне стройной системе, попадая из кадетского корпуса в училище, а после его выпуска и службы лучшие из них могли окончить одну из академий, то теперь хотя училища и продолжали готовить поручиков, но лишь по сильно урезанному ускоренному курсу. Но и они не могли удовлетворить потребности армии. Было открыто значительное количество школ прапорщиков, выпускавших офицеров с крайне слабыми навыками и знаниями.

Наиболее тяжёлое положение сложилось в пехоте. Часто можно видеть такие оценки:

«Наши пехотные полки потеряли за мировую войну по несколько комплектов командных составов. Насколько могу судить по имеющимся у меня данным, лишь в немногих полках потери офицерского состава убитыми и ранеными спускаются до 300%, обыкновенно же достигают 400 - 500% и более.

Для артиллерии я не располагаю достаточно полными данными. Сведения по ряду артиллерийских бригад говорят о потерях офицерского состава (за всю войну) в 15 - 40%. Потери технических войск еще меньше. В коннице потери очень неравномерны. Есть части сильно потерпевшие, в других убыль совершенно незначительна. Во всяком случае, даже потери наиболее пострадавших конных частей в сравнении с потерями пехоты ничтожны».

Следствием такого положения стало, с одной стороны, резкое «вымывание» кадрового, наиболее подготовленного состава. Т.е. даже те офицеры, что имелись и командовали частями, к концу войны не имели достаточного образования и опыта.«Старший командный (командирский) состав, взятый в одной лишь армии, представляет не столь большую по численности группу, чтобы результаты рассмотрения ее можно было бы без существенных оговорок применить ко всей русской армии …

Прежде всего при рассмотрении данных о командирском составе бросается в глаза значительный процент временно командующих: а именно - 11 из 32 полков…По предшествующей до получения полка службе 27 командиров полков (т, е. почти 85% от общего их числа) принадлежат к строевому офицерству; остальные пять занимали должности в различных заведениях и учреждениях военного ведомства (корпуса, воен. училища и проч.). Среди 32 командиров полков не оказалось ни одного офицера Генер. Штаба. Несомненно это случайность, но случайность очень характерная, указывающая на значительное уменьшение среди командного состава пехоты лиц с высшим военным образованием… Ценз командования полками у большинства очень не велик:

От 1 до 3 мес. у 8 к-ров полков,
от 3 до 6 мес. у 11 к-ров полков,
от 6 до 12 мес. у 8 к-ров полков,
от 1 до 2 лет. у 3 к-ров полков,
более 2 лет. у 2 к-ров полков,

Весь исследуемый офицерский состав можно разделить на 2 неравные, резко отличные группы - на офицеров кадровых и на офицеров военного времени.
К первой группе относятся все штаб-офицеры, почти все капитаны (9 или 10) и небольшая часть штабс-капитанов (7 из 38).
Всего кадровых офицеров - 27, т. е. не полных 4% от общего количества. Остальные 96% - офицеры военного времени»

Итак, кадровые офицеры пехоты выбиты. А кто же их заменил? Вот тут-то и кроется очень серьёзная проблема будущей Красной Армии. Дело в том, что заменяли выбывших офицеров в основном люди, имеющие совершенно недостаточную подготовку как военную, так и просто общеобразовательную. Тот же автор приводит соответствующие таблицы:

Эти таблицы говорит о многом. Во-первых, видно, что звание «капитан» было почти недостижимо для офицера военного времени. Именно высшие офицеры, следовательно, были наиболее интересны в качестве будущих кадров Красной Армии в плане профессиональной подготовки. С другой стороны, они уже достигли высоких постов при «старом режиме» и потому стимул карьеры в новой армии при новых условиях для них не был так силён и потому не были столь лояльны, как младшие офицеры. Во-вторых, следует отметить разницу в общем образовании. Его уровень образования кадровых офицеров был ровный, впрочем, надо отметить, что неполное среднее образование – не совсем то, что требовалось от офицера такой технически насыщенной войны, как Первая Мировая. Зато уже среди штабс-капитанов наблюдается полный разнобой. Появляются офицеры с высшим образованием. Очевидно, это добровольцы военного времени, изначально выбравшие для себя гражданский путь, но судьбу которых изменила Великая война.

Как отмечает известный военный писатель Головин, это был лучший материал для получения офицеров, так как интеллигент легко мог уйти от призыва и потому те, кто пошли в армию имели не только наилучшее общее образование, но и лучший боевой дух, а в некотором роде и лучшие моральные качества, нежели, к примеру, пресловутые «земгусары». С другой стороны множество офицеров имели даже не среднее, а низшее образование или не имели общего образования вовсе. Лишь чуть более трети штабс-капитанов имело законченное среднее образование. Это говорит, с одной стороны, о том, что интеллигенция не очень хотела идти в армию. С другой – что образ офицера «старой армии», как выходца из «образованных классов», получивший распространение в массовом сознании благодаря советскому кинематографу далёк от истины. Армию пополняли, в основном, слабо образованные люди. Было в этом и некоторое преимущество. Ведь этим статистика говорит о классовой близости офицеров военного времени (а, очевидно, именно они и были основным контингентом среди не получивших среднего образования штабс-капитанов) новой власти.

Среди поручиков, подпоручиков и особенно прапорщиков ситуация с образованием становится ещё хуже. Среди прапорщиков лишь менее четверти офицеров имели полное среднее образование, а военные училища, а не школы прапорщиков окончили менее трети от общего количества.

Таким образом, надо отметить две особенности. Во-первых, кадровый состав пехоты был в значительной мере выбит. Ротами, а зачастую и батальонами командовали офицеры военного времени, в принципе, не имевшие достаточной подготовки. Более того, офицеры военного времени не обладали сносным образованием, чтобы суметь восполнить недостатки образования в дальнейшем.

В целом приходится признать, что ещё до Великой Войны офицерство обладало значительными недостатками в подготовке. Более того, если молодые командиры успели получить образование в реформированных училищах и академиях, то высший, более старый командный состав продолжал сильно отставать по своим качествам от требований времени. Тезисы о утере высшего командного состава Красной Армией как катастрофе несостоятельны. Даже не говоря о сомнительной пользе в годы Второй Мировой войны престарелых генералов Первой Мировой, чему блестящий пример – Франция, нельзя не увидеть превосходство именно высшего командного состава будущих противников над отечественными стратегами если не в талантах, то в уровне подготовке. Куда страшнее было выбивание молодых офицеров в годы Первой Мировой, а затем и Гражданской. К сожалению, в отличие от Германии в РИ не сумели наладить качественную подготовку офицеров военного времени и было это по вполне объективным причинам: в России просто не было достаточного количества образованных людей. Как и франко-прусскую войну, войну на Восточном фронте выиграл в значительной мере берлинский школьный учитель.

Интересно отметить, что в Красную Армию попали в большом количестве не выбитые кадры технических войск. А ведь именно эти люди «с ученым кантом и бархатным воротником» по данным Шапошникова имели наибольший процент окончивших Академию Генерального штаба среди принятых туда, что говорит о наилучшей подготовке. Так из 6 поступивших вместе с Шапошниковым инженеров закончили все 6. Из 35 артиллеристов 20, а вот из 67 пехотных офицеров только 19!

Российские юнкера, 1864-1917. История военных училищ Воробьева Алла Юрьевна

ФОРМА ЮНКЕРОВ

ФОРМА ЮНКЕРОВ

Юнкера военных училищ были привилегированными чинами - они имели унтер-офицерские отличия: галун цвета металлического прибора по воротнику и обшлагам и пуговицу на клапане воротника шинели. Носили они также на воротнике и обшлагах басонные петлицы: желтые гвардейские - в Николаевском кавалерийском училище и белевые армейские - в остальных.

Покрой мундира в военных и юнкерских училищах соответствовал тому роду войск, для которого готовили юнкеров в данном училище, т. е. юнкера Николаевского кавалерийского училища носили мундир образца гвардейских драгун, Елисаветградского и Тверского - армейских драгун, а с 1908 г. - армейских улан. Остальные училища имели мундир образца армейской пехоты и артиллерии.

В 1909–1910 гг. все военные училища получили те или иные виды киверов, и по статусу юнкера еще больше были приближены к элите русской армии - Императорской гвардии.

Спевка хора юнкеров-александровцев.

Форма юнкеров до 1917 г. претерпевала неоднократные изменения. Так, в начале 60-х гг. XIX в. юнкера только что созданных военных училищ носили двубортный мундир темно-зеленого гвардейского сукна, с красным закругленным воротником без петлиц и выпушки, пуговицы желтой меди с гренадой без номера, вокруг воротника и обшлагов - золотой галун шириной в 1/2 вершка (2,2 см). Юнкера Константиновского военного училища носили красные погоны с литерой «К» под короной, Павловского - светло-синие, с литерой «П» - под короной, в Александровском - белые, с литерой «А» - под короной. Погоны обшивались узким галуном. Носили юнкера поясной ремень из черной лакированной кожи и поясную бляху желтой меди, с гренадой, без номера. Позже, в 1872 г., юнкерский мундир стал однобортным с застежкой на 8 пуговиц.

Юнкера Павловского военного училища перед отпуском в город. 1913 г.

Первоначально головным убором юнкеров была каска - с гербом и прибором из желтой меди и черным султаном. В 1864 г. военные училища, как и вся остальная пехота, получили шапки-кепи образца 1862 г.

Шапка была черного сукна, с красным кантом по верху, и красным околышем без выпушки, герб, петлица - из унтер-офицерской тесьмы и подбородный ремень по образцу армейских войск.

Юнкерские шаровары делились на зимние и летние. Зимой юнкера носили шаровары из темно-зеленого гвардейского сукна с красной выпушкой, а летом белые - из гвардейского фламского полотна.

Юнкера зимой надевали шинель серого гвардейского сукна, с красными клапанами на воротнике, с 1864 г. - с темно-зеленой выпушкой, а в 1871 г. к ним была еще добавлена пуговица. На шинели носились те же пуговицы и погоны, что и на мундире.

Для занятий на территории училища в осенне-зимнее время юнкерам полагался короткий плащ по образцу матросского мундира того времени из темно-серого кадетского сукна (которое в реальности было черным). Здесь надо оговориться, что в 1864 г. вышел приказ, согласно которому, в целях экономии красителя для нижних чинов всех родов войск предметы обмундирования темно-зеленого и темно-серого цвета полагалось шить из черного сукна.

Зимой юнкера надевали рукавицы и верблюжий башлык.

Полагалась им также патронная сумка, по образцу армейской из черной лакированной кожи и гладкоствольные ружья. Пистолет носили только фельдфебели.

В те же годы юнкера Михайловского артиллерийского училища носили двубортный мундир с воротником из черного бархата и красной выпушкой вокруг воротника. Погоны юнкеров, обшитые узким галуном с литерой «М» под короной были красного цвета. Поясная бляха была гладкой, вороненой. Шапка артиллеристов отличалась от головных уборов других военных училищ черным бархатным околышем, обшитым красной выпушкой. Для обучения конно-артиллерийскому строю юнкера носили подшитые кожей рейтузы. Фельдфебелям-артиллеристам полагалась, помимо пистолета, шашка.

Мундир эскадрона Николаевского кавалерийского училища гвардейских юнкеров был еще более нарядным. Двубортный, лацканного покроя, он застегивался на 7 гвардейских пуговиц. Юнкера-кавалеристы носили красные погоны с темно-зеленой выпушкой, а при парадной форме - металлические эполеты. Им полагалась также шапка, тулья которой была белой, а околыш красным. Шапку украшал султан из белого волоса. В 1864 г. юнкера этого училища также получили шапку-кепи с черным верхом, а на околыш стал нашиваться оранжевый басон с синим просветом.

А вот юнкера созданного в том же, 1864 г., 4-го Оренбургского военного училища в зимнее время носили папаху из черного бараньего меха, с верхом из красного сукна, а летом - черную суконную шапку.

Офицеры военных и артиллерийских училищ носили форму, аналогичную юнкерской, но на воротнике и обшлагах у них располагались по две шитые гладкие петлицы. С 22 марта 1874 г. они получили шитье военно-учебных заведений в 2 ряда.

В 1882 г. после вступления на престол императора Александра III для юнкеров пехотных и специальных училищ было введено новое обмундирование. Прибор в пехотных и артиллерийском училищах - золотой, в инженерном - серебряный. Фуражку носили черную, без козырька (так называемая бескозырка) с алой выпушкой, причем околыш у пехотных училищ был алый, а у специальных - черный. На околыше располагалась кокарда. Фельдфебели носили фуражку с козырьком. Юнкерам полагался двубортный мундир образца армейской пехоты 1881 г. У специальных училищ воротник и обшлага мундира имели алую выпушку. Шаровары носили укороченные и длинные, без выпушки. Зимнюю форму одежды дополняла барашковая шапка образца 1881 г. и серая пехотная шинель.

В 1885 г. юнкерам была присвоена в качестве летней формы одежды гимнастическая рубаха образца кавалерии и конной артиллерии.

У офицеров военных училищ была форма «царского» цвета (морской волны), на воротнике и обшлагах - в 2 ряда шитье военно-учебных заведений.

Юнкерские погоны обшивались по краям золотым или серебряным галуном. В Павловском училище носили алые погоны с желтым трафаретным вензелем императора Павла I. Воспитанники Константиновского - светло-синие с вензелем великого князя Константина Николаевича в виде буквы «К»; Александровского - белые с вензелем Императора Александра II «А II», Михайловского артиллерийского - алые с вензелем великого князя Михаила Павловича в виде буквы «М», Николаевского инженерного - алые, с вензелем «H I». Кушак у фельдфебелей Михайловского артиллерийского, Николаевского инженерного и Павловского училищ был алый, Константиновского - светло-синий, а Александровского - белый. Пуговицы и поясные бляхи красной меди с гренадой, а в Павловском, Александровском и Николаевском инженерном - с короной.

В 1882 г. Николаевское кавалерийское училище получило следующее обмундирование: золотой прибор, двубортный мундир образца гвардейских драгун, с алой выпушкой, застегивающийся на крючки. Шаровары укороченные и длинные, серо-синие с алой выпушкой. Сапоги высокие со шпорами и низкие. У юнкеров были алые погоны, по свободным краям - золотой галун. Тулья фуражки была темно-зеленой с алой выпушкой и алым околышем с темно-зелеными выпушками. Вахмистры и юнкера носили кушак, крайние полосы которого были алые, а средняя - черная. Зимой юнкера надевали серую шинель образца гвардейской кавалерии, которую украшали алые, с черной выпушкой, клапаны воротника, и суконную шапку с алым верхом и меховыми клапанами. При парадной форме им полагалась шапка-«боярка» с алым верхом и черными барашковыми отворотами.

В 1890 г. при Николаевском кавалерийском училище была учреждена Казачья сотня. Обыкновенной формой сотни был темно-синий мундир с серебряным прибором и синие казачьи шаровары с красным лампасом. Командир сотни носил форму части войск, в которой числился.

Юнкера двух других кавалерийских училищ - Елисаветградского и Тверского - до 1896 г. числились в списках своих частей и носили полковую форму, имея на погонах лишь узкий юнкерский галун. В 1896 г. им была присвоена форма образца армейских драгун 1881 г. Прибор - серебряный, фуражка с козырьком, темно-зеленой тульей и алой выпушкой. Околыш фуражки был алым. Воспитанники носили двубортный мундир без пуговиц, который украшал воротник с алыми клапанами и выпушкой, погоны алые, по свободным краям украшенные серебряным галуном. Юнкерские шаровары были серо-синего цвета, без выпушки, кушак суконный, алый. Зимнюю форму дополняла шапка-«боярка». Спереди на шапке - Государственный герб. Юнкера носили серую шинель без пуговиц по борту, с алыми клапанами воротника и темно-зеленой выпушкой.

В 1885 г. было учреждено Военно-топографическое училище. Ему был положен серебряный прибор. Двубортный мундир образца армейской пехоты 1881 года, воротник и обшлага которого имели светло-синюю выпушку. Юнкера училища носили темно-зеленые погоны, со светло-синей выпушкой и желтой шифровкой в виде буквы «Т». По свободным краям погоны украшал серебряный галун. Зимой юнкера надевали барашковую шапку образца 1881 г. с кокардой и гербом.

Выступление в лагерь Владимирского военного училища.

Новочеркасское и Оренбургское казачьи училища до 1903 г. не имели единой формы одежды. Каждый юнкер носил форму своего войска. От казаков и урядников строевых частей их отличал только галун по свободным краям погона.

В 1894 г. Константиновское пехотное военное училище было преобразовано в Константиновское артиллерийское училище. Оно получило форму, схожую с формой Михайловского артиллерийского училища и вензель великого князя Константина Николаевича в виде буквы «К» на погоны.

20 октября 1894 г. на престол вступил Николай II. Три года спустя, в 1897 г., началось постепенное преобразование юнкерских училищ в военные. Им было присвоено обмундирование по образцу прочих военных училищ, с небольшими уточнениями. Прибор стал не золотым, а серебряным. Юнкера Московского училища носили алые погоны, Киевского - светло-синие. В тон погонам фельдфебели Московского училища носили алый кушак, а Киевского - светло-синий. А у офицеров вместо шитья военно-учебных заведений были шитые гладкие петлицы.

Остальным пехотным юнкерским училищам чуть позднее, в 1901 г., присвоено следующее обмундирование: прибор золотой - желтая медь, в отличие от пехотных военных училищ, где золотой прибор для юнкеров означал красную медь. Юнкера носили темно-зеленую (черную) фуражку, с алой выпушкой и светло-синим околышем с двумя алыми выпушками. Двубортный мундир образца гвардейской пехоты 1881 г., воротник и обшлага которого украшал золотой армейский унтер-офицерский галун. Шаровары были укороченные и длинные. Зимой юнкера по-прежнему носили барашковую шапку с кокардой и гербом.

Погоны юнкерских пехотных училищ.

В 1902 г. на поясной бляхе и пуговицах пехотных и специальных военных училищ появился герб военно-учебных заведений, который в 1904 г. был заменен орлом.

В 1907 г. форма юнкеров вновь изменилась: они стали носить двубортный мундир с алой выпушкой по борту и обшлагам. Сзади на мундире - карманные клапаны. Чуть позже, в 1909 г., на клапаны воротника шинели и на воротник мундира прибавили темно-зеленую выпушку.

В том же 1909 г. Санкт-Петербургское и Казанское пехотные юнкерские училища были преобразованы в пехотные военные училища. Им было присвоено обмундирование, схожее с обмундированием Павловского и Александровского военных училищ. Одновременно Алексеевское и Киевское военные училища получили золотой прибор вместо серебряного. Годом позже в военные были преобразованы Одесское, Чугуевское, Виленское, Иркутское и Тифлисское училища.

Погоны пехотных военных училищ.

В 1909–1910 гг. произошло знаменательное событие. Юнкерам пехотных, специальных и пехотных юнкерских училищ был присвоен кивер гвардейского пехотного образца черного фетра, на котором спереди красовался герб военно-учебных заведений - орел с опущенными крыльями в сиянии. При парадной форме юнкера носили на кивере унтер-офицерский помпон. Исключение составляли лишь юнкера Иркутского военного училища, имеющие папаху.

Изменения коснулись также казачьих и кавалерийских училищ.

В 1904 г. Новочеркасскому казачьему юнкерскому училищу была присвоена форма Донских казачьих конных полков. Погоны алые, с шифровкой «Н.У.». Оренбургскому казачьему юнкерскому училищу - форма Оренбургских казачьих конных полков. Погоны алые, шифровка «О.У.».

Смотр Николаевского инженерного училища по случаю освящения знамени. 19 февраля 1903 г.

В 1912 г. шифровка на погонах обоих казачьих училищ была упразднена; погоны Новочеркасского училища остались алыми, а Оренбургского - стали светло-синими. Офицеры этих училищ получили шитье военно-учебных заведений на воротник.

В том же году юнкерам Николаевского кавалерийского училища были положены фуражка с алой тульей, алой выпушкой и с алым околышем с темно-зелеными выпушками; двубортный, с алой выпушкой лацканного покроя мундир с настяжным алым лацканом; воротник и обшлага с золотым унтер-офицерским галуном; при парадной форме - кавалерийские золотые эполеты. Безусловным украшением стал трехполосный кушак: крайние полосы алые, средняя полоса и выпушка темно-зеленая. А через год Казачьей сотне было присвоено следующее обмундирование: прибор серебряный, шапка черная каракулевая. Спереди серебряная Андреевская звезда в сиянии. Подбородный ремень черной лакированной кожи. Фуражка с алой тульей и алой выпушкой, околыш алый с темно-синими выпушками. Темно-синий мундир казачьего покроя. Юнкерам полагался серебряный унтер-офицерский галун, шаровары темно-синие, с однорядным алым лампасом, они носили алые погоны с серебряным галуном по краям, а также светло-синий кушак.

В начале века, в 1901 г., Елисаветградское и Тверское юнкерские училища имели серебряный прибор. Юнкера носили барашковую шапку, суконное дно которой было алым, фуражку с темно-зеленой тульей, алой выпушкой и алым околышем. Юнкерам полагался драгунский двубортный мундир образца 1897 г. с алой выпушкой и серо-синие укороченные шаровары. Погоны Елисаветградского училища - алые с темно-зеленой выпушкой, шифровка желтая «Е.Ю.». У Тверского училища - светло-синие с темно-зеленой выпушкой, шифровка «Т.Ю.». По свободным краям - серебряный галун.

В 1904 г. изменился прикладной цвет Тверского училища. Он стал светло-синим вместо алого, прибор остался серебряный. Изменилась также шапка: теперь ее суконное дно стало светло-синим. Юнкера Елисаветградского кавалерийского училища, как входящего в Одесский военный округ, носили фуражку вместо шапки. А орел с барашковой шапки пригонялся на тулью, цвет которой был алым с темно-зеленой выпушкой и темно-зеленым околышем, а у «тверцов» тулья была светло-синей, выпушка темно-зеленая, околыш - темно-зеленый. В 1910 г. Тверское юнкерское училище было преобразовано в кавалерийское училище, а двумя годами позже обоим училищам на уланские шапки был пожалован герб военно-учебных заведений вместо Государственного герба, а офицерам - шитье военно-учебных заведений.

К началу Первой мировой войны форма подразделялась на форму военного времени и форму мирного времени.

Форма военного времени

В состав формы военного времени входили:

1) походная суконная рубаха защитного сукна с погонами или китель - для кавалерийских и казачьих училищ;

2) шаровары черные укороченные, у кавалеристов - серо-синие;

3) поясной ремень с бляхой в пехотных, артиллерийских и инженерных училищах. Юнкера остальных училищ носили одношпеньковый ремень;

4) плечевая портупея у юнкеров артиллерийских и кавалерийских училищ;

5) шашка с темляком (в артиллерийских и кавалерийских училищах), штык или тесак у портупей-юнкеров в пехотных и инженерных училищах;

6) сапоги высокие и шпоры (если такие полагались училищу);

7) фуражка защитного цвета с козырьком;

8) перчатки коричневые (в строю - кому такие были присвоены; при увольнении в отпуск - по желанию);

9) шинель пехотного или кавалерийского образца;

10) револьверная кобура с револьвером и шнуром к нему (в артиллерийских училищах, у фельдфебелей пехотных и инженерных училищ и у вахмистров кавалерийских училищ), в остальных училищах юнкера носили винтовку;

11) наушники;

12) башлык.

Примечание. Форма военного времени надевалась юнкерами по распоряжению начальника училища.

Форма мирного времени

Форма мирного времени разделялась на: а) парадную; б) обыкновенную; в) служебную; г) домашнюю.

В состав формы мирного времени входили: Прежде всего, парадная форма, которая включала: мундир, укороченные шаровары, поясной ремень, у фельдфебелей белый кожаный ремень (в реальности это был кожаный ремень палевого цвета), в артиллерийских и кавалерийских училищах - шашку, офицерский темляк, кому он был присвоен, высокие сапоги, шпоры - в артиллерийских и кавалерийских училищах, кивер с помпоном и кистями, награды и нагрудные знаки, белые замшевые перчатки, шинель, наушники по особому распоряжению.

Парадная форма надевалась юнкерами:

1) присутствующими на смотрах и парадах частей войск;

2) присутствующими на парадах в дни церковных праздников, праздников частей, а также в день училищного праздника;

3) присутствующими на освящении знамен и штандартов;

4) в дни восшествия на престол Государя императора, Св. Коронования их величеств, рождения и тезоименитства их величеств;

5) участвующими в брачной церемонии шаферами;

6) при погребении генералов, штаб- и обер-офицеров, а равно при погребении нижних чинов;

7) отправляющимися в отпуск в праздничные дни.

Обыкновенная форма отличалась от парадной тем, что юнкера надевали кивер без помпона и коричневые перчатки вместо белых. Что касается шинелей, то их, как и при парадной форме, полагалось надевать только в рукава.

Юнкера-кавалеристы при этой форме носили погоны вместо эполет. Снимался султан с уланской шапки или кивера и отстегивался лацкан.

Обыкновенная форма надевалась юнкерами:

1) присутствующими при прибивке знамен и штандартов в Высочайшем присутствии;

2) присутствующими на церковных церемониях в воскресные и праздничные дни;

3) присутствующими при закладке и освящении церквей и казенных зданий;

4) присутствующими при брачной церемонии, восприемниками от купели и при выносе Св. Плащаницы;

5) на официальных балах и танцевальных вечерах в учебных заведениях;

6) при погребении гражданских чинов всех ведомств, гражданских лиц и дам;

7) на официальных панихидах;

8) во всех случаях, когда поступало распоряжение начальства быть в военной форме.

Была у юнкеров и служебная форма, которая надевалась при выходе на строевые занятия и во всех случаях, когда не была указана другая форма, при всех служебных нарядах, при увольнении в обыкновенные дни, а также в загородный отпуск. В служебной форме полагалось являться к начальству на квартиру. При этом необходимо было снять шинель, надеть оружие и поясной ремень поверх мундира, а головной убор держать в руках. Надевалась такая форма также юнкерами в период каникул, когда они являлись в комендантское управление для представления отпускного билета.

Служебная форма включала: мундир, который, как правило, в расположении училища по приказанию начальника училища заменялся рубахой, укороченные шаровары, поясной ремень, высокие сапоги, бескозырку (у фельдфебелей фуражка была с козырьком), воинские награды и знаки, коричневые перчатки, шинель в рукава или внакидку, наушники в особых случаях, башлык по особому приказанию.

Для повседневной внутренней жизни в училищах имелась и так называемая домашняя форма одежды. Она надевалась юнкерами во время лекций, отдыха и некоторых строевых занятий; во время обеда юнкера всегда должны были быть в домашней форме одежды. Включала она гимнастическую рубаху защитного цвета, с погонами (а до 1908 г. - вицмундир), шаровары черные длинные, поясной ремень, короткие сапоги, бескозырку при выходе из здания училища, награды и знаки - по желанию, шинель - также по желанию, если не следовало особого приказания при выходе из здания училища надевать шинель.

Юнкера имели 3 вида головных уборов: кивер, бескозырку и летнюю фуражку. Юнкера казачьих училищ и Иркутского военного училища - папахи.

Вне строя снятый головной убор полагалось держать в левой опущенной руке следующим образом: кивер - донышком вперед, гербом кверху, большой палец снаружи, по направлению к гербу, а остальные пальцы внутри; бескозырку - за тулью, кокардой вперед, подбородный ремень убран; фуражку с козырьком - за козырек, донышком вперед, большой палец поверх козырька, по направлению к кокарде, остальные пальцы внутри.

Во всех случаях, когда снимали головной убор, одновременно снимали и перчатку с правой руки. Ее клали на козырек или на тулью головного убора и придерживали кистью руки. В строю снятый кивер держался на левой согнутой руке на высоте пояса, гербом (кокардой) вправо. Фуражка пехотных и инженерных училищ - в вытянутой и опущенной левой руке, кокардой вперед.

Что касается шинели, то она служила верхней одеждой для всех форм без исключения. Могла быть надета в рукава, внакидку или в скатанном виде перекидывалась через левое плечо (у конных чинов привязывалась к седлу).

При температуре выше +10 °C все юнкера, при увольнении в отпуск должны были быть без шинелей; от +5 до +10 °C юнкера накидывали шинели; ниже +5 °C - надевали их в рукава. Скатанными шинели были только у юнкеров, находящихся в строю. Присутствующие на смотрах и ученьях юнкера надевали шинель так, как это делали войска. Юнкерам не разрешалось носить непромокаемые пальто и плащ-накидки. Башлыки и наушники надевались при морозе ниже -10 °C. При этом башлык мог быть надет под погоны, либо на голову, либо повязан вокруг шеи в виде воротника-стойки. Башлыки или наушники в строю надевались по особому распоряжению.

У юнкеров большинства военных училищ была еще одна принадлежность формы, которой они очень гордились и которую не полагалось иметь другим нижним чинам. Это перчатки. При парадной форме и при посещении балов, театров, концертов юнкерам разрешалось носить белые замшевые перчатки. В других случаях полагались коричневые перчатки: лайковые или нитяные в летнее время и шерстяные - в остальное время года. В строю коричневые нитяные или шерстяные перчатки полагались фельдфебелям и старшим портупей-юнкерам. Прочие юнкера, находясь в строю, надевали коричневые шерстяные перчатки только при морозе больше -10 °C, по особому распоряжению.

Воспитанники кавалерийских и артиллерийских училищ носили шпоры. Они полагались всем юнкерам унтер-офицерского звания при увольнении в отпуск.

Император Николай II осматривает строй юнкеров в Красносельском лагере. 1912 г.

При увольнении в отпуск юнкера также должны были носить оружие. Для юнкеров-пехотинцев это был штык в ножнах, для кавалеристов и артиллеристов - шашка, для портупей-юнкеров - тесак с офицерским темляком и револьвер для артиллеристов. Фельдфебелям, кроме револьвера, полагалась шашка с офицерским темляком. В расположении училища носить шпоры при высоких сапогах разрешалось только фельдфебелям и портупей-юнкерам. Они также носили револьвер в револьверной кобуре. К форме начальствующих лиц из юнкеров полагался офицерский темляк.

Необходимо сказать несколько слов о знаках отличия фельдфебелей и портупей-юнкеров. Так, фельдфебелям присваивались на погоны лычки из широкого золотого или серебряного галуна (в зависимости от рода войск); у них была фуражка с козырьком и дополнительная тесьма по верхнему краю наружного обода кивера. Старшим портупей-юнкерам присваивались 3 лычки на погоны из басонной тесьмы, младшим - две лычки. Также полагался темляк офицерского образца.

Юнкерам, которые еще в кадетском корпусе были вице-фельдфебелями или вице-унтер-офицерами, сохранялись на погонах: первым - продольная нашивка, вторым - поперечная нашивка по низу погона из узкого галуна. Этим же чинам полагалось снимать оружие при посещении церкви, на балах и танцах.

Награды на груди юнкера обязаны были носить при парадной и обыкновенной формах во всех случаях, при служебной же - только в отпуске. Кресты и медали надевались либо на мундир, либо на гимнастерку, либо прикреплялись к шинели, надетой в рукава.

Экзамен по высшей математике в Михайловском артиллерийском училище.

Нагрудные знаки, установленные для лиц, окончивших высшие или средние учебные заведения гражданского ведомства, юнкера имели право носить при всех формах одежды, когда о том объявлялось в приказе по училищу.

Полученные за состязательную стрельбу в училище значки и призовые часы с цепочкой навыпуск юнкера имели право носить при парадной и обыкновенной формах, а также при служебной форме - в отпуске. Носить очки юнкера могли только вне строя. Им запрещалось носить пенсне, кольца, и брелки. С 1911 г. юнкерам разрешалось носить часы, не выставляя при этом цепочки.

Мундир застегивался на все пуговицы и оба крючка воротника. Шаровары полагалось подтягивать корсетом, напуска не допускалось. Шинель, надетая в рукава, застегивалась на все крючки, внакидку - на крючки воротника и верхний бортовой крючок. Во время прогулок в расположении училища разрешалось не застегивать крючков воротника, когда шинель была внакидку, и не надевать поверх шинели поясного ремня, когда она надевалась в рукава. Бескозырку полагалось надевать так, чтобы между ней и правой бровью проходил один палец, а над левым ухом - четыре пальца. Во время занятий верховой ездой подбородные ремни опускались и пригонялись так, что прилегали вплотную к подбородку, во всякое другое время они убирались. Кивер и фуражка надевались прямо, без наклона.

Гимнастическая рубаха застегивалась на все пуговицы, подпоясывалась поясным ремнем. Воротник рубахи разрешалось расстегивать только в курительных комнатах и в спальнях во время послеобеденного отдыха.

Башлык надевался под погоны, колпак складывался плоско на спине, концы перекрещивались на груди (причем сверху был левый), подгибались и заправлялись за поясной ремень. Если башлык был надет на голову то его концы обматывались вокруг шеи. Если он был повязан вокруг шеи, то концы завязывались узлом впереди воротника.

Колодка с наградами располагалась на двубортном мундире - посредине груди, на однобортном мундире, шинели, надетой в рукава, и на гимнастической рубахе - на левой стороне груди. Нагрудные знаки, установленные для выпускников гражданских высших учебных заведений и некоторых средних учебных заведений носились на правой стороне груди на мундире, гимнастической рубахе и шинели, надетой в рукава. Знак за состязательную стрельбу носился также на правой стороне груди.

Мягкая форма Собственно задержание может производиться в мягкой и в жесткой форме. Ничего не подозревающий подследственный гражданин с подпиской о невыезде может быть «отправлен в ИВС (КПЗ)» – в случае, если он совершил преступление, за которое законом предусмотрено

Из книги Записки попадьи: особенности жизни русского духовенства автора Сысоева Юлия

Жесткая форма Задержанию в жесткой форме вы можете подвергнуться в любом месте: в квартире, в ресторане, на вокзале, на улице, в метро.Обычно работники милиции, козырнув, просят предъявить документы. Рекомендуем не возмущаться: именно с возмущения «гражданина» начинается

Из книги Эпоха Возрождения. Быт, религия, культура автора Чемберлин Эрик

Из книги Великая пирамида Гизы. Факты, гипотезы, открытия автора Бонвик Джеймс

Форма города Города, которыми Европа была утыкана, словно парадная одежда драгоценными камнями, к эпохе Возрождения уже были древними. Они переходили из столетия в столетие, сохраняя на удивление правильную форму и постоянный размер. Только в Англии в них не

Из книги Черный квадрат автора Малевич Казимир Северинович

Из книги Детский мир императорских резиденций. Быт монархов и их окружение автора Зимин Игорь Викторович

Из книги Корея на перекрестке эпох автора Симбирцева Татьяна Михайловна

Форма дворцовых слуг Дворцовые слуги обеспечивались казенной формой. Слуги, работавшие «на людях», кроме повседневного платья обеспечивались праздничными и парадными ливреями. Стоимость дворцовой униформы, естественно, зависела от положения слуги в дворцовой иерархии

Из книги Спираль Русской Цивилизации. Исторические параллели и реинкарнация политиков. Политическое завещание Ленина автора Хельга Ольга

Имя как форма политического протеста Если мёхо было достоянием только королей, то у любого образованного человека было обычное посмертное имя, которое называлось сихо. Поскольку и короли были образованными людьми, то у них тоже были сихо, но в отличие от простых смертных,

Из книги Главный процесс человечества. Репортаж из прошлого. Обращение к будущему автора Звягинцев Александр Григорьевич

Спираль – форма развития общества В последнее время модно говорить о кольцах и кругах времени как инструменте исследования истории. Циклы правят миром, именно момент появления означает вхождение в определенные временные циклы, которые наделяют этот момент времени

Из книги О любви и боле автора Коперник Александр

Форма не всегда дисциплинировала содержание Особо хотелось бы остановиться на работе переводчиков. Это был сложный и ответственный труд. Ведь именно от умения квалифицированно, быстро и абсолютно адекватно перевести услышанное во многом зависел успех обвинения.

Из книги По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей автора Кристи Нильс

Глава 41. СС: черная форма, черные дела Даже ярые критики нацизма обычно не возражают против того, что Гитлер пришел к власти через выборы. В агитации, пропаганде, организации массовых мероприятий ему действительно не было равных. Якобы за приверженность конституционным

Из книги Судьба империи [Русский взгляд на европейскую цивилизацию] автора Куликов Дмитрий Евгеньевич

Любовь как форма существования белковых тел То, что сказано ниже, относится не к любви. Это касается собственничества, которое могут любовью называть. Такое отношение встречал в жизни почти каждый, а многие - и проявляли. Так что не думайте, что говорю я о любви в целом;

Из книги автора

9.5 Деревня как форма коллективной жизни В связи с проблемой наркотизации возникло много коллективных поселений людей, употребляющих наркотики. Эта форма коллективной жизни сходна с деревенской. Условия жизни наркозависимых и обслуживающего их персонала одинаковы; они

Из книги автора

Управление как современная форма господства Либерально-демократический миф с возмущением отвергает проектный подход к истории и социуму в целом, причем на различных основаниях. С либеральной точки зрения проектирование просто невозможно, так как источником истории

1) Военного ведомства – см. Военно-учебные заведения и .

2) Юнкерские - см. Военно-учебные заведения.

3) Военные - см. Военно-учебные заведения, Константиновские военное училище, .

Александровское военное училище учреждено 1863 г., в составе 300 юнкеров; укомплектовано было воспитанниками следующих классов кадетских корпусов.

С 1864 по 1894 г. именовалось третьим.

В строевой отношении составляло батальон.

Состав училища в конце XIX в. – 400 юнкеров. (приказы по Военному ведомству: 1863 г. № 330, 67 г. № 243, 94 г. № 188; Св. В. П. 1869, кн. XV; Св. штат., 1893 г. кн. IV, № 37; Военная литература № 1088).

Значительным развитие в конце XIX в. артиллерии потребовало усиленное укомплектование её офицерами; но Михайловское артиллерийские Училище не могло удовлетворить этой потребности, и недостаток в артиллерийских офицерах пришлось пополнять выпусками их из пехотных военных училищ. Для устранения этого и с целью подготовки артиллерийских офицеров, основательно знакомых со своей специальностью, в 1894 г. расширено Михайловское артиллерийское (со 190 до 450 воспитанников), a 2-е Константиновские пехотное обращено в артиллерийское; в последнем было - 425 юнкеров, составивших 2 батареи (приказ по Военному ведомству 1894 г. № 140).

4) Морские. - Училища эти появились в России при Алексее Михайловиче, когда Ордын-Нащокин, состоя лифляндским наместником, занимался образованием флота; но где именно было такое Училище - неизвестно.

При Феодоре Алексеевиче мореплаванию обучали в Славяно-Греко-Латинской академии.

В 1700 г., 14 января, учреждена школа Математических и навигационных наук в Москве, в Сухаревой башне. Отсюда, помимо моряков, выпускались инженеры, артиллеристы, учителя, геодезисты, архитекторы и прочих.

Комплект воспитанников был 500 чел., причем велено принимать детей дворянских, дьячих, подьячих, боярских и разночинцев; последние, научившись читать и писать, поступали на разные должности: помощниками архитекторов, аптекарями, писарями..., a большую часть дворян, окончивших полный курс, определяли во флот, затем - в инженеры, артиллеристы, Преображенский ...; наиболее же способных и богатых посылали заграницу, для усовершенствования в науках, под именем навигаторов, которые, по возвращении, экзаменовались и получали чины: лучшие - унтер-лейтенанта, посредственные - мичмана (в то время не офицерский).

Вместе с дворянами отправлялись заграницу также дети разночинцев и мелких дворян, для изучения штурманского искусства, a по возвращении в Россию поступали в штурмана. С приобретением Финского залива и Балтийского моря, когда все морские силы понадобились в этих морях, основано было 1 октября 1715 г., в Петербурге, 2-е морское училище, под названием Морская академия, на 300 чел., наименовавшихся морская гвардия. В эту новую академию поступали большей частью дети знатных фамилий и достаточных дворян. Окончив курс наук, и они переходили в гардемаринскую роту, существовавшую отдельно от академии. Долго эта рота не имела постоянного местопребывания, несколько раз ее переводили из Петербурга в Кронштадт и обратно, и только 15 декабря 1752 г., указом Елисаветы, Морская академия и гардемаринская рота соединены под общим названием Морской шляхетный кадетский корпус, с комплектом воспитанников в 360 чел.

С учреждением корпуса, упразднена московская школа (в Сухаревой башне), и из нее взяли в корпус только дворянских детей, a разночинцев определили в мастерские школы при адмиралтействах и в штурманскую роту. Весь штат учеников корпуса разделили в строевом отношении на 3 роты, a в учебном - на 3 класса.

Гардемарины 1-го класса кончали высшие морские науки; кадеты 2-го класса проходили навигацию и начинали другие науки; кадеты 3-го класса учились тригонометрии и прочим низшим наукам. Из одного класса в другой переводили по экзамену, и только на открывавшиеся вакансии. Для помещения корпуса пожалован , на углу Набережной Невы и 12-й линии Васильевского острова, каменный 2-этажной дом (бывший ), и повелено устроить корпус во всем по образцу сухопутного. Но в 1762 г. Петр III, желая дать одно общее направление всем военно-учебным заведениям, приказал соединить Сухопутный и и Инженерное училище под главной дирекцию гр. Ивана Ивановича Шувалова. Однако, со вступлением на престол Екатерины II, этот указ отменен, к 8 августа 1762 г. повелела состоять Морскому корпусу отдельно, на основании прежнего штата. 23 мая 1771 г., во время сильного пожара на Васильевском острове, сгорели и здания Морского корпуса, вследствие чего он был переведен в Кронштадт, в помещение итальянского дворца (потом Техническое училище), где и оставался до 1796 г. Перевод корпуса из столицы был очень невыгоден и заведению, т. к. ни один отличный профессор или учитель, не служивший в корпусе, не хотел для преподавания ездить в Кронштадт, и наконец самое содержание корпуса обходилось не сравнительно дороже. В 1783 г., по случаю увеличения наших морских сил, повелено было составить новый штат для корпуса, на 600 чел., а вместе с тем введены в курс преподавания добавочные науки: морская практика, нравственная философия, право, иностранные языки.

В 1796, по вступлении на престол, Морской корпус был переведен в Петербург, в то здание, в котором находился и потом.

30 декабря 1826 г. утвержден для корпуса новый штат, и комплект был установлен в 505 воспитанников, а в 1835 г. прибавлено еще 100 пансионеров, с платою за обучение по 850 рубл. асигн. в год; все воспитанники были разделены на 5 рот, из коих 1 - гардемаринская.

За последующие годы определенного комплекта воспитанников не было, и он зависел от количества приема в корпус, но в общем цифра колебалась около 300 чел.

Потом прием был ограничен 35 чел; из них 25 поступали на казенный счет, 7- своекоштными, платою 530 руб. в год, и 3 - стипендиатами, с тою же платой.

В строевом отношении корпус разделялся на 5 рот, в учебном - на 6 классов, причем 6-й и 5-й - малолетние. 4-й, 3-й и 2-й - общие, 1-я - гардемаринская.

Принимались дети:

а) флотских офицеров (бывших и настоящих).

б) потомственных дворян.

Поступающее в приготовительный класс должны иметь 12- 14 л. от роду.

Курс наук - 6 л.; при этом, кроме общих наук и 3-х иностранных языков, преподавались все предметы, относящиеся практически и теоретически к морскому искусству.

Воспитательная сторона не оставляла желать ничего лучшего. По богатству и разнообразию вспомогательных средств для обучения, корпус - одно из лучших европейских учебных заведений своего времени.

В летнее время кадеты отправляются в плавание на судах, принадлежащих корпусу, и там молодые моряки на практике видят и исполняют то, чему зимою обучались в классах (см. Учебные суда). Сверх того, кадеты обучались и фронтовой службе, т. е. каждый из них, окончив курс, может быть не только искусным моряком, но и хорошим сухопутным офицером.

Окончившие курс ежегодно выпускались во флот мичманами. (За последние годы XIX в. выпуски были около 70 чел.).

Воспитывавшиеся в корпусе и перешедшие потом в гражданскую службу пользовались правами и преимуществами воспитанников высших учебных заведений.

При Морском корпусе учреждена Морская Николаевская академия (см. Академии военные); в ней преподаются высшие предметы по гидрографии, корабельному искусству) и механическому искусству.

Курс - 2 г.: число слушателей: в гидрографическом отделении - 10 (лучшине по экзамену), кораблестроительном - 5, механическом - 5. (Ф. Веселаго - „Очерк истории за 100 лет").

Кроме , в морском ведомстве существовали еще техническое Училище, в Кронштадте, имеющее назначением выпускать во флот офицеров, специально подготовленных по механической и кораблестроительной частям.

Это Училище ведет свое начало с 1734 г., когда президент государственной адмиралтейств-коллегии, гр. Головин, основал штурманскую роту, где преподавались навигационные науки.

В 1793 г.. при всеобщем преобразовании флота, выработаны были положение и штаты вновь учреждавшихся 2 штурманских Училищ, одного - для Балтийского флота, другое - для Черноморского.

Для штурманского Училища в Кронштадте назначен был дом, в котором прежде помещался Морской кадетский корпус. В этом здании, хотя впоследствии перестроенном, Техническое Училище находилось и потом.

В штурманском Училище преподавались: правописание, арифметика, геометрия, рисование и черчение планов, тригонометрия (плоская и сферическая), навигация (плоская и меркаторская), астрономия и английский язык; сверх того - эволюция, геодезия и употребление карт и инструментов.

Училище разделялось на 3 класса. Штурманские ученики первых 2 кл. посылались, для практики, каждое лето в море.

Окончившее курс выпускались в штурмана офицерского ранга.

В 1801 г., с преобразованием морского ведомства, было выработано устройство и штурманской части и составлены новое положение и штаты штурманского Училища.

Главнейшей реформой было сокращение числа учащихся и увеличение программы преподавания; улучшена также хозяйственная часть Училищ.

Вновь введены в обучение: Закон Божий, грамматика, риторика, логика, география, история, немецкий и шведские языки.

Училище разделилось на 2 роты. В нем приготовлялись также 20 коммерческих учеников, для поступления шкиперами и штурманами на коммерческий флот.

С 1808 г. при Училище заведен метеорологический журнал, ученики дежурили в обсерватории и ходили к начальству с донесениями.

В 1827 г., вместо штурманского Училища, образован 1-й штурманский? экипаж, из 3 рот.

1-я снабжала флот кондукторами, 2-я комплектовала 1-ю, 3-я была резервною и комплектовала 2-ю.

Все ученики, определявшиеся в? экипаж, поступали первоначально в резервную роту, а затем последовательно переводились в остальные.

Обучение состояло из классных занятий, практического и фронтового учений.

В 1851 г. в?-экипаже была учреждена кондукторская рота, для снабжения флота штурманскими офицерами. Наконец, в 1856 г., ?-экипаж был переименован в штурманское Училище, при котором открыто было и артиллерийское отделение, для приготовления артиллерийских офицеров во флот. Вскоре положено было производить воспитанников, по окончании курса, вместо прапорщиков, в кондукторы, и роты названы: кондукторская - первою, 1-я - второю, 2-я - третьею, 3-я - резервною.

С незначительными переменами Училище существовало до 1873 г., когда переименовано в Техническое, с учреждением в нем 4 специальностей: штурманской, механической, артиллерийской и кораблестроительной.

Около того же времени офицеры, выпускаемые из этого Училища о получили право поступать в Морскую академию.